Фрида Абрамовна Вигдорова - Дорога в жизнь

№ 60 закрыть».

– И это по-вашему значит навести порядок? – сказал я. – Подождите закрывать. Дайте мне хоть три месяца…

Я ушел от Зимина, унося в кармане приказ: меня назначали заведовать детским домом в Березовой поляне.

– Обещаю вам, – сказал на прощанье Зимин, – я теперь за этот дом возьмусь. Самых лучших воспитателей пришлю, вот попомните мое слово. У меня такой есть на примете преподаватель по труду…

– У меня память хорошая. Я попомню. В тот же день я написал обо всем в Харьков Антону Семеновичу.

2. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Как я понял в первый же день, обычно все ребята из детского дома, несмотря на забор и проходную будку, с утра уходили в город. Возвращались к вечеру, чтобы поесть и переночевать. Но сейчас почти все были налицо. Как-никак, любопытно: что за новый заведующий, с чего он начнет?

Я не стал устраивать официальную встречу. Ходил, заглядывал во все щели и закоулки, на ребят не смотрел. Они держались на почтительном расстоянии и тоже делали вид, что не интересуются мною. Единственный человек, который следовал за мной неотступно, должно быть по праву первого знакомства, был Петька Кизимов. Он по-прежнему щеголял в одном башмаке и не столько шел, сколько прыгал на одной ножке, потому что шлепать босой ногой по мартовской снежной каше не бог весть как приятно. Но и Петька не вступал со мной в разговоры. Он двигался вприскочку, сохраняя дистанцию шагов в, пять-шесть, при этом выражение лица у него было загадочное и неприступное.

Мы попали в спальню, где шло пиршество. Вокруг одной из кроватей сгрудились ребята. Один рвал на куски круг копченой колбасы, другой, которого я приметил раньше, красивый, хорошо одетый, оделял всех ломтями белого хлеба. Некоторые, уже получив свою долю, жадно ели. Когда я вошел, всё посмотрели в мою сторону, потом, словно по команде, отвернулись. Я прошел по комнате, проверил оконные рамы и перед уходом открыл форточку.

Переступая порог, я услышал за спиной философское замечание:

– Чистый воздух любит.

Я заглянул в мастерскую. Инструмент, должно быть, растащили без остатка. По крайней мере, мне не удалось обнаружить ни одного рубанка, ни одной стамески. Потом я подошел к сараю, отворил дверь – здесь, в грязи и запустении, одиноко стоял громадный, приземистый бык.

– И как это он тут с голоду не подох! – сказал я в пространство.

– Его Подсолнушкин кормит, – тоненьким голосом откликнулось пространство.

Я обернулся. Все-таки, совершая свой обход, я незаметно оброс добровольной свитой: за спиной Петьки прятался худенький веснушчатый мальчуган с раскосыми глазами зайчонка; должно быть, это он сказал про Подсолнушкина.

Путешествуя дальше, я вдруг услышал отчаянный вой.

– Зарежусь! Все равно зарежусь! – вопил кто-то.

Я вопросительно поглядел на Петьку и другого своего спутника. Они тоже остановились и испытующе смотрели на меня. Я пошел на крик.

– Это в изоляторе… Коршунов, – просипел позади Петька.

Я подошел к небольшому флигелю, из которого слышались крики. В сенях у окна, лениво развалившись на скамейке, сидел странно одетый человек: брюки снизу были подвернуты, иначе они волочились бы по земле; непомерно широкий пиджак висел, как балахон. Человек неторопливо дымил папироской. Криков он, казалось, просто не слышал.

– Откройте-ка, – сказал я.

Не вставая со скамейки, он щелкнул замком, и я вошел в небольшую квадратную комнату – больничный изолятор. Здесь стояли две койки, белый шкаф со стеклянными дверцами и две табуретки, тоже выкрашенные белой масляной краской. У стены стоял мальчишка лет двенадцати, который, увидев меня, так и замер с открытым ртом.

– Чего ты кричишь? – спросил я.

– А чего меня тут держат? – Мальчишка с крика сразу перешел на разговор и отвечал спокойно, даже с достоинством. И вдруг снова завизжал: – Не хочу в детдоме! Сказали, на двое суток, а чего не выпускают!

– Не хочешь жить в детдоме?

– Не хочу!

– Так зачем живешь?

Мой спокойный вопрос его озадачил, и он опять понизил голос:

– Так меня забрали…

– Кто тебя забрал? Воспитатель? Заведующая?

– Милиция.

– Значит, ты сидел дома, читал книжку, а милиционер пришел и забрал тебя?

– Хо! «Дома»… Не дома, а на базаре,

– А, понимаю: ты пришел на базар за покупками, а тебя милиционер забрал?

– Да не за покупками…

– Ах, не за покупками? Ну, вот что: убирайся отсюда.

– Куда?

– Куда хочешь. Всем надоело и опротивело, что ты тут вопишь. --">