Сергей Иванович Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

должно было выступить траурное шествие. Прилегающие улицы превратились в Ходынку. Люди гибли, раздавливаемые о стены домов и столбы фонарей, растаптываемые под ногами, срывающиеся с крыш многоэтажных домов, по которым они пробовали миновать клокотавшее внизу человеческое месиво. Казалось, будто он, питавшийся всю жизнь испарениями страданий и крови, даже из‐за гроба тянул к себе в инфракосмос горы жертв (Д. Андреев. С. 445).

Демонстрация Ходынки и хулиганства возле Дома Союзов показала нам, что будет, если поколеблется режим диктатуры. Но сердца верных сынов не тронулись с места, и души не были задеты сотнями задавленных и подавленных (М. Пришвин. С. 306).

8 марта

Умер Великий наш вождь… и сегодня мы похоронили его, – записывает в дневник Александр Довженко. – Мы уже без Сталина родного. Лежал в гробу, подложив богатырские руки творца. <…> Как тяжело на сердце. <…> Долгие годы мы были спокойны с ним, потому что всякий чувствовал в работе, в творчестве, в исканиях, в войне, что есть у нас Сталин, и поэтому, как бы ни было тяжело, трудно или опасно, – все закончится хорошо, потому что всегда и во всем решительно он был на высоте. И… не стало его (А. Довженко. С. 704).

А вот на оловянном руднике Бутугычаг в Озерлаге (Дальстрой), – как вспоминает Анатолий Жигулин, —

все обнимали и целовали друг друга, как на Пасху. И на бараках появились флаги. Красные советские флаги, но без траурных лент. Их было много, и они весело и дерзко трепетали на ветру. <…>

Начальство не знало, что делать, – ведь на Бутугычаге было около 50 тысяч заключенных, а солдат с автоматами едва ли 120–150 человек. Ах! Какая была радость! (Знамя. 1988. № 8. С. 94).

Восьмиклассник Владимир Высоцкий пишет свое первое стихотворение «Моя клятва» в память о И. В. Сталине. Последние строфы этого стихотворения (В. Высоцкий. С. 269–270) звучат так:

В эти скорбно-тяжелые дни

Поклянусь у могилы твоей

Не щадить молодых своих сил

Для великой Отчизны моей.

Имя Сталин в веках будет жить,

Будет реять оно над землей,

Имя Сталин нам будет светить

Вечным солнцем и вечной звездой.

Но вот – в противовес этим настроениям – стихотворение Наума Коржавина «На смерть Сталина», написанное тоже в марте, но впервые опубликованное спустя 35 лет (Октябрь. 1988. № 8. С. 147–148):

Все, с чем Россия

        в старый мир врывалась,

Так что казалось, что ему пропасть, —

Все было смято… И одно осталось:

Его

        неограниченная

                        власть.

Ведь он считал,

        что к правде путь —

                        тяжелый,

А власть его

        сквозь ложь

                к ней приведет.

И вот он – мертв.

        До правды не дошел он,

А ложь кругом трясиной нас сосет.

Его хоронят громко и поспешно

Соратники,

        на гроб кося глаза,

Как будто может он

        из тьмы кромешной

Вернуться,

        все забрать

                и наказать.

Холодный траур,

        стиль речей —

                высокий.

Он всех давил

        и не имел друзей…

Я сам не знаю,

        злым иль добрым роком

Так много лет

        он был для наших дней.

И лишь народ

        к нему не посторонний,

Что вместе с ним

        все время трудно жил,

Народ

        в нем революцию

                хоронит,

Хоть, может, он того не заслужил.

В его поступках

        лжи так много было,

А свет знамен

        их так скрывал в дыму,

Что сопоставить это все

        не в силах —

Мы просто

        слепо верили ему.

Моя страна!

        Неужто бестолково

Ушла, пропала вся твоя борьба?

В тяжелом, мутном взгляде Маленкова

Неужто нынче

        вся твоя судьба?

А может, ты поймешь

        сквозь муки ада,

Сквозь все свои кровавые пути,

Что слепо верить

        никому не надо.

И к правде ложь

        не может привести.

9 марта. Похороны --">