Библиотека knigago >> Проза >> Советская проза >> Мемуары. Переписка. Эссе


СЛУЧАЙНЫЙ КОММЕНТАРИЙ

# 1099, книга: Монология
автор: Антон В. Шутов

Книга "Монология" Антона Шутова - это погружение в глубины человеческой души, наполненное психологическим реализмом и философскими размышлениями. Главный герой, Павел, человек, разочаровавшийся в жизни и потерявший цель. Он укрывается в своем собственном мире, где единственным его спутником становится голос, нашептывающий ему мысли и сомнения. Этот голос - олицетворение его подсознания, которое беспощадно раскрывает перед ним его страхи, слабости и внутренние противоречия. Сквозь...

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА

Чернослив в шоколаде. Ольга Лазорева
- Чернослив в шоколаде

Жанр: Дом и семья: прочее

Год издания: 2008

Серия: Фантазии женщины средних лет

Давид Самойлович Самойлов - Мемуары. Переписка. Эссе

litres Мемуары. Переписка. Эссе
Книга - Мемуары. Переписка. Эссе.  Давид Самойлович Самойлов  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
Мемуары. Переписка. Эссе
Давид Самойлович Самойлов

Жанр:

Советская проза, Поэзия, Биографии и Мемуары

Изадано в серии:

Диалог

Издательство:

Время

Год издания:

ISBN:

978-5-9691-1900-0

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "Мемуары. Переписка. Эссе"

Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками. Среди его корреспондентов фронтовой товарищ поэт Сергей Наровчатов, друг детства помощник М. С. Горбачева Анатолий Черняев, поколенчески близкие Самойлову поэты, литераторы, ученые — Борис Слуцкий, Семен Липкин, Арсений Тарковский, Владимир Лакшин, Булат Окуджава, Михаил Гаспаров, Лев Копелев, Илья Сельвинский. На правах старшего товарища он переписывается с тогдашней молодежью — Иосифом Бродским, Евгением Рейном, Анатолием Найманом. Многие тексты извлечены из личных архивов и прежде не публиковались.

Читаем онлайн "Мемуары. Переписка. Эссе" (ознакомительный отрывок). [Страница - 6]

закономерно рождающий сомнения, а то и проклятья себе, так же реален и неотменим, как восторг свободного и освобождающего творчества. Одной и той же рукой написано, одними и теми же губами вышептано «Дай выстрадать стихотворенье!..» (1967) и «Пиши, пока можешь, / Несчастная тварь!» («Теперь уже знаю…», 1970), «Становлюсь постепенно поэтом…» (1962) — ибо «…Двадцать лет от беспамятства злого / Я лечусь и упрямо учу / Три единственно внятные слова: / Понимаю, люблю и хочу», — и «Никогда не пробиться в поэты» («Меня Анна Андревна Ахматова…», 1972).

Это глубинное противоречие — ядро поэтической (не только стихотворческой, но и жизненной) стратегии Самойлова, позволяющее увидеть и другие ее особенности. О чем идет речь, станет понятнее после небольшого исторического экскурса. На заре новой русской словесности, в 1798 году, Карамзин написал ныне мало кем помнящееся стихотворение «Протей, или Несогласия стихотворца», ответ тем, кто (отнюдь не без оснований) полагал (их наследники и сейчас так думают), что «поэты нередко сами себе противоречат и переменяют свои мысли о вещах». Приведу по необходимости обширную цитату:

…Ты хочешь, чтоб поэт всегда одно лишь мыслил,

Всегда одно лишь пел: безумный человек!

Скажи, кто образы Протеевы исчислил?

Таков питомец муз и был и будет ввек.

Чувствительной душе не сродно ль изменяться?

Она мягка как воск, как зеркало ясна,

И вся Природа в ней с оттенками видна.

Нельзя ей для тебя единою казаться

В разнообразии естественных чудес.

Взгляни на светлый пруд, едва-едва струимый

Дыханьем ветерка: в сию минуту зримы

В нем яркий Фебов свет, чистейший свод небес

И дерзостный орел, горе один парящий;

Кудрявые верхи развесистых древес;

В сени их пастушок с овечкою стоящий;

На ветви голубок с подружкою своей

(Он дремлет, под крыло головку спрятав к ней) —

Еще минута… вдруг иное представленье:

Сокрыли облака в кристалле Фебов зрак;

Там стелется один волнистый, сизый мрак.

В душе любимца муз такое ж измененье

Бывает каждый час; что видит, то поет,

И всем умея быть, всем быть перестает.

Далее Карамзин представляет изменчивый лик поэта, который с равным энтузиазмом воспевает сельскую идиллию и успехи просвещения, безнадежный стоицизм и чувствительную слабость, героизм и его тщету, счастье любви и ее горести, дабы резюмировать: «Противоречий сих в порок не должно ставить». Не должно, ибо такова природа поэта, чье дело «выражать оттенки разных чувств», «не решить, но трогать и забавить». «Протеизм» извинителен и, пожалуй, приятен, но вместе с тем глубоко сомнителен. Несколькими годами раньше, в игровой сказке «Илья Муромец», Карамзин восклицал:

Ах! не все нам горькой истиной

мучить томные сердца свои!

ах! не все нам реки слезные

лить о бедствиях существенных!

На минуту позабудемся

в чародействе красных вымыслов!

‹…›

Ложь, Неправда, призрак истины!

будь теперь моей богинею…

Неравная себе, переливающаяся всеми цветами радуги, обольстительная и условная Поэзия, в сущности, лжива, она может увести на миг из мира «бедствий существенных», но воспринимать ее всерьез нельзя.

Пройдет три десятилетия, и «протеизм» предстанет не только сутью поэзии, но и залогом ее величия — Протеем (тем самым античным божеством, которое у Карамзина воплощало поэтическую ложь) Гнедич назовет Пушкина, а тот откликнется посланием-манифестом «С Гомером долго ты беседовал один…»:

Ты любишь гром небес, но также внемлешь ты

Жужжанью пчел над розой алой.

Таков прямой поэт. Он сетует душой

На пышных играх Мельпомены

И улыбается забаве площадной

И вольности лубочной сцены.

То Рим его зовет, то гордый Илион,

То скалы старца Оссиана,

И с дивной легкостью меж тем летает он

Вослед Бовы и Еруслана.

От такого «протеизма» совсем недалеко до «всемирной отзывчивости». Но не менее важно, что он накрепко связан с идеей автономии, самодостаточности поэзии, цель которой (по известному письму Пушкина Жуковскому) в ней самой.

Соединив «протеизм» (открытость любым темам, культурным традициям, духовным веяниям) и «бесцельность» (отрицающую не саму по себе возможность политических, философских или религиозных смыслов, но --">

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.