Анатолий Пантелеевич Соболев - А потом был мир

его лица, и весь он выражал готовность к немедленному исполнению любого желания конвоира.

Мирный доброжелательный немец. Человек как человек.

Сережа поразился своему открытию. Этот унтер совсем не похож на тех, с кем воевали четыре года, а он, Сережа, три последних месяца. А ведь, может быть, вот этот самый доброжелательный и услужливый унтер просадил вчера ему шинель автоматной очередью из окна, когда он, Сережа, бежал с врачом на помощь немке-роженице. А теперь вот таблетками угощает.

К Сереже подошли два наших солдата. Один из них, высокий и худой, в короткой тесной телогрейке, сел на поваленный ствол, вытащил из кармана сухарь и с пустынным одеревеневшим лицом стал грызть его. Взгляд солдата был тускл и равнодушен.

Другой, маленький, шустрый, заросший по самые глаза черной щетиной, проворно разломал штакетник у дома через дорогу, быстро соорудил костерчик. Распахнув шинель с обгоревшими полами, тоже уселся на ствол дерева. На груди его тускло блестели медали с засаленными ленточками. Сережа сразу их сосчитал: четыре штуки, и все «За отвагу». У самого Сережи, кроме гвардейского значка, ничего не было, и он всегда с уважительной завистью смотрел на ордена и медали других. Втайне он очень боялся, что вот кончится война, а он так и останется без награды, и домой вернуться будет стыдно.

Шустрый солдатик снял разбитые кирзовые сапоги и размотал портянки, собираясь их сушить. Доброжелательно поглядывая на Сережу, он подсунул к огню ноги и блаженно шевелил сопревшими пальцами. Посидел, поулыбался каким-то своим мыслям, спросил неуверенно не то себя, не то Сережу:

— Кажись, кончилось, а? Неужли живы остались? — И, уже уверившись в том, что сказал, он всхохотнул, крепко загнул в бога и с неубывающей улыбкой одурело замотал головой. — Это ж надо, а! Во даем!

Сережа улыбнулся в ответ. Ему не хотелось говорить. Хотелось просто сидеть и молчать и ни о чем не думать. Он находился в блаженном состоянии человека, кончившего трудное, смертельно опасное дело и теперь отдыхающего.

— Ты подсаживайся, посуши амуницию, — предложил шустрый солдатик.

Сережа опять молча улыбнулся. Взгляд соседа заострился.

— Ты, часом, не контуженый?

— Не-е, — удивился вопросу Сережа.

— А-а. А то молчишь все. Его вот стукнуло, язык отнялся, — кивнул он на своего товарища. — А аппетит взыграл — со всего взвода сухари съел, НЗ. Чего-то сдвинулось у него внутрях.

Высокий солдат все так же, с отрешенным взглядом, жевал сухарь. Сережа подсел к костру и распахнул шинель, с удовольствием впитывая, вбирая всем телом тепло, стал греться.

Всю зиму, которую он провоевал в Восточной Пруссии, стоял промозглый туман, шли дожди и мокрый снег, а по ночам прихватывало морозцем. К утру шинель покрывалась коркой льда. Сережа коченел и отогревал дыханием бесчувственные пальцы, прежде чем взяться за оружие. За зиму он промок и продрог насквозь. На шее вскочили два чирья, и он теперь не мог повернуть головы. Старшина роты Буравлев сказал, что это ерунда, вроде легкого ранения в заднее место. Но было очень больно, и, если надо посмотреть вбок, Сережа поворачивался всем туловищем.

Возле костра остановился солдат с безволосым бабьим лицом, в замызганной шинели и в новенькой, с иголочки, кубанке белой мерлушки, с двумя немецкими автоматами на груди, стоял, задумчиво смотрел невидящими глазами на огонь и молчал. Было ясно, что мыслями он далек отсюда.

Подошел коренастый танкист в черном промасленном комбинезоне, с белым обескровленным лицом и перебинтованной головой, за ним молоденький связист с катушкой на горбу и телефонным ящиком через плечо. Связист снял катушку, облегченно утер лоб рукавом шинели, протянул к костру руки, ласково обвел всех светлыми глазами и каждому улыбнулся.

— Гляньте-ка, славяне! — Шустрый солдатик, сноровисто и ладно наматывая на ногу высушенную портянку, кивнул на верзилу-солдата, который стоял неподалеку под деревом и держал в руках добротное трофейное удилище. — Эй, Кострома, много ль нарыбалил?

— Он — вологодский, — густым басом сказал солдат в щегольской кубанке. — Они в лужах пескарей рыбалют, а щуку увидят — домой бегут, на полати прячутся.

— Я с Алтаю, — недовольно буркнул рыбак. — У нас там озер-рек тыщи. Тебе и во сне столь не снилось.

— Эк, откуда занесло! — покачал головой шустрый солдатик. — Полземли за спиной.

— Не говори, браток! — доверительно отозвался --">