Владимир Павлович Пищулин - Зарницы над полигоном

построек, на вершинах вековых сосен.

— Куинджи! Правда, Анатолий Михайлович?

— Да, Куинджи. Но мне бы сейчас на санках, как бывало в деревне. Я, понимаешь, в Ленинграде рос, а вот деревня помнится больше.

— И блокаду захватили?

— Нет, мы позже переехали. Жизнь все равно после войны не мед была. Отец погиб, я его не помню, мать уборщицей работала: какие по тем временам заработки. Семь классов все же я закончил, потом токарем на «Электросиле» работал… Вечером учился.

В кустах трепыхнулась полусонная птица, вспыхнуло белое облачко снега, и все опять замерло. Богачев зябко на холоде вздрогнул, заговорил о другом:

— Вот ты говоришь спать иди. Не могу. Прошлый год на полигоне как было? Тренировались, надо сказать, не меньше. Теоретически подготовились здорово. Поставили и соревнование на хорошую основу, а вот результат мог бы быть лучше. Причина? Была слабинка, она и проявилась. А надо делать так, чтобы во всем был запас прочности. Не выполнять, скажем, на «отлично» нормативы, а перекрывать их, не просто знать аппаратуру и уметь на ней работать, а чувствовать ее. Такие, например, люди, как командир наш, особым чутьем обладают. Управляя боем, он прогнозирует обстановку, а это уже искусство. Иные же у нас, даже некоторые коммунисты, рассуждают так: сделал свое дело — и ладно. Так не пойдет, Саша. Не пойдет, понял?

— Чего же не понимать. Я вида только не подаю, а душа болит. Да и совесть не на месте.

— Казниться рано, пошли в кабину.

С тех пор между ними установилось согласие, перешедшее в дружбу. Впрочем, Анатолий Михайлович дружил не только с Захаровым. В маленьком гарнизоне, каким является дивизион, дружба — не последнее звено в успехе всего коллектива. Люди прокладывают здесь друг к другу тропку самым кратчайшим путем — на службе, при несении боевого дежурства. Здесь они проводят большую часть времени и здесь по конкретным делам, по тому, какой вклад в общую копилку вносит человек, судят о нем и познают его ценность. Если же говорить о капитане Богачеве, то вся его деятельность и он сам не раз подвергались пробе на качество. В одной из аттестаций записано, что он «выдержан и тактичен. По характеру спокоен и общителен. Пользуется авторитетом среди товарищей. Избран секретарем первичной партийной организации». К этому следует добавить мнение командира дивизиона, который говорил так:

— Анатолий Михайлович хорошо подготовлен технически, толково и четко руководит расчетом, обладает незаурядным спокойствием. На него можно положиться в бою, он быстро схватывает обстановку и оценивает ее грамотно, правильно. Коммунист прямой и откровенный.

Но сам капитан Богачев о себе таких слов не слышал. Познавший в детстве нужду, он понял смысл самой жизни в армии. В нелегком труде приходило к нему призвание, а честь дивизиона стала и его честью.

И потому все, что бы ни делал он, первоначальное измерение поступков начиналось с боевой готовности, ради которой жил здесь и трудился каждый. Даже на рыбалке Анатолий Михайлович вдруг улавливал тревожный стук сердца, собирал снасти и спешил в казарму. Оказывалось, причин для беспокойства не было, но вот выработанная годами службы заботливость о людях сама вела к ним. Для подчиненных его приход был закономерным явлением. Они всегда его ждали. Первым не выдерживал ефрейтор Морозов, к нему подключался ефрейтор Мещанов, младший сержант Тугай. Беседа начиналась с небольшого вопроса, а заканчивалась не раз дискуссией. Они выдвигали свои «теории» перехвата целей на малых высотах, ниспровергали с пьедесталов некоторых поэтов, художников, утверждали любовь как высший дар природы, с презрением и ненавистью относились к империалистам. В эти минуты они были радостными парнями, которых любил и порой строго отчитывал капитан Богачев. В каждом он хотел видеть воина с богатством духовных сил, мастерства, физической выносливости, идейной убежденности, наследника отцовских традиций. Чтобы однажды, если потребуется, пойти в бой смело и без оглядки.

И он верил в людей. Они, правда, все время менялись. Но сколько бы раз он ни был на полигоне, убеждался, что каждый трудится здесь в поте лица, волнуется и переживает. Это видел капитан Богачев и по поведению операторов, двух ефрейторов Морозова и Мещанова. Оба они первоклассные специалисты, в любой обстановке работают уверенно, и все же ожидание стрельб сказывается на их поведении. Капитан Богачев хорошо понимал их и --">