Лео Киачели - Гвади Бигва

землю довольно объемистый хурджин, одна половина которого была чем-то набита и затянута ремешком. Скинув бурку, он пристроил ее стоймя, так, что она заслонила хурджин.

Теперь он оказался в поношенной, утратившей всякий вид чохе, серой, как дорожная пыль. На том месте, где чоху обычно украшают газыри, были нашиты карманы из черной ткани. Выпяченный вперед живот почему-то особенно вздувался слева, что еще больше уродовало и без того неказистую фигуру. Узкий белый ремень, завязанный спереди узлом, стягивал талию. На ремне, на левом боку, висел довольно длинный нож в ножнах, на правом — кисет, из которого торчала трубка.

Сняв бурку, он широко вскинул руки, деловито подвернул рукава повыше локтей и весь подобрался, как бы готовясь кинуться на врага; встал на носки, втянул живот, подался всем телом вперед и нацелился на козленка, нежно прильнувшего к материнской шее.

Крадучись, прошел мимо козы, — вид был такой, точно он собирался в далекое путешествие и совсем ему некстати останавливаться где-то в ближайших окрестностях.

Внезапно, с проворством, которого никак нельзя было от него ожидать, метнулся к козленку и схватил его за уши. Козленок жалобно замекал, но пузатый человек взял его на руки.

— Ах ты, чертов кус! Довольно тебе у птенчиков моих молоко отбирать! Тоже молочный брат нашелся, — сказал он и даже заскрипел зубами.

Сунуть козленка в хурджин и затянуть ремешком было делом одной минуты.

Но мальчик внезапно выпрямился и с недоумением уставился на отца.

— Что ты делаешь, бабайя? — робко спросил он.

Услыхав этот вопрос, отец вскочил и повернулся к мальчику. Он весь как-то взъерошился — словно вор, который пойман с поличным и пытается нагнать страху на того, кто его накрыл. Не меняя позы и сердито моргая, постоял несколько мгновений, но затем выражение лица его внезапно смягчилось, и он ласково улыбнулся.

— Тише, сынок! — сказал он, прикрыв рот ладонью, и покосился на дверь джаргвали. — Тише! Как бы не услыхали те малыши, бездельники…

Он придвинулся к мальчику, заискивающе изогнулся перед ним и вынул из кармана чохи четыре палочки разной длины. Разложил эти палочки на ладони и показал их Бардгунии.

— Вот, чириме… Слушай хорошенько, что я скажу, — начал он, таинственно понизив голос. — Видишь — палочка?

Он взял палочку подлиннее и помахал ею перед самым носом мальчика.

— Это мерка с ноги Гутунии. — Он снова заглянул мальчику в глаза: «Что, удивил я тебя?..» — Вот эта, — он показал палочку покороче, — мерка Китунии. Это — Кичунии… А это — видишь, какая маленькая, — Чиримии… Так и быть, сниму и с тебя мерку. Не для себя же в самом деле тащу я на базар это чертово отродье. Подумал: не худо бы ребятам чувяки купить, пригодятся зимой. Нынче ведь пятница и погода подходящая. По пятницам большой базар. Может, и еще что-нибудь на ваше счастье попадется по дороге. Ну что поделаешь: будь это коза, оставил бы ее на приплод, а к чему нам козел? В джаргвали у нас и без того пять некладеных козлов подрастает — хватит с меня, чириме…

Он преувеличенно громко захихикал, ласково ткнул недоумевающего мальчика в живот и пощекотал. Бардгуния смутился и отскочил в сторону.

— Не урони подойник, — добродушно кинул отец и, ухватив сына за рукав, потянул к себе.

— Садись-ка сюда, на приступочку, сниму мерку…

Бардгуния отрицательно покачал головой.

— Не хочу… Мне и тут дадут, — деловито возразил он. Глаза мальчика выражали явный упрек. Поведение отца показалось ему подозрительным, слова тоже не внушали доверия. Однако выразить эти чувства вслух он не решался. Настороженный, полный тревоги взгляд мальчика упал на хурджин, причем особое его внимание привлекла наглухо завязанная половина, а не та, из которой торчала голова козленка.

Отец, обеспокоенный поведением Бардгунии, шагнул к столбу. Накинув бурку на плечи, он заслонил хурджин от пытливого взгляда сына.

— А еще думаю, отчего бы не прихватить заодно несколько папуш табаку? Копеечка к копеечке, вот и наберется сколько-нибудь… Не шутка, милый ты человек, четыре пары чувяк купить, — объяснял он мальчику простецким тоном, надеясь рассеять его подозрения. Но когда он нагнулся к хурджину, чтобы взвалить его на плечи, Бардгуния еще раз нарушил молчание:

— А как же с работой, бабайя? Ты, видно, забыл: тебе нынче выходить. Гера вчера забегал. Обязательно, говорит, чтобы в лес на порубку пришел да чтобы не отлынивал, с --">