Василий Макарович Шукшин - Книга Ⅰ. ОХОТА ЖИТЬ

полива много надо. Ну, вот воду возили. А возщики-то каки? Ребятишки. Но побольше, чем он... А этот маленько мал был, а на конях шибко любил ездить. Просился в ездовые. Не брали – мал. Он тут же ко мне: «Мама, ты, говорит, попроси». Ну я к бригадиру. Он упирался, конечно, попервости-то. Кто, говорит, воду-то ему станет в бочки наливать. Я говорю, он сам нальет по полведерку, ну, кто подсобит, не поедет с пустой бочкой-то. Упросила-таки бригадира, а Вася рад-радехонек. Еще бы! Любили его мужики, правда, любили.

Вот есть у него рассказ «Дядя Ермолай». Это бригадир такой был у нас в Сростках. Вася даже ни фамилии, ни имени нисколечко не переменил. Помню, начали сено возить. Я и говорю: «Ермолай Григорьевич, возьми, бога ради, моего Васю-то копна возить на волокушах. Вот хоть маленько, да подработает». А он: «Я бы взял, мне-то что, да беда, ножонок-то у него не хватит, чтобы коню спину обнять». Я говорю: «Что вы, он же цепко держится». Взяли все же. Вот поедет он в поле, а книжечку нет-нет да непременно прихватит с собой. Затолкает под штаны и рубахой для маскировки, значит, прикроет. На перекуре коней отпустит, и кто костянику собирать, кто пучки рвет. А Вася сядет и книжечку читает да поглядывает, пока бригадир не покличет: «Ну, хлопцы, по коням!» И снова за работу.

Корчевал Ваня со мной пни... уставали очень, а он ребенок совсем был. Несет лопатку, топор. Лом, веревку – все тяжелое, – так вдвоем и шли. Отец у меня был плотник. Я ему говорю: «Тятя, дай Васе топорик маленький». Подыскал он мальчонке топорик поменьше, а тот был рад, подрубает корешочки – тут ведь лес-то был непроходимый. А он маленько передохнет и снова. Гляжу, рубашонка-то на нем вся мокрая от пота... А после я спрошу: «Устал, сынок?» – «Нет, нет, мама, жарко просто, нисколь не устал», – отвечал мне.

Читала как-то книгу его – это после смерти Васи – да и наткнулась вот на слово то, где он пишет, что устает, как на раскорчевке пней. Я прямо целый день плакала: «Господи, когда покаялся-то!..»

«Росли и учились мы в трудные годы войны, дружили и жили ребячьей жизнью. Учиться было трудно – тетрадей не было, писали на газетах, занимались в холодных классах, сидели в верхней одежде, не всегда досыта ели. Как могли, помогали: школе – в заготовке дров, колхозу – в уборке урожая... В суровую зиму 1942 г. выходили на Чуйский тракт – по нему из Монголии в Бийск шли караваны верблюдов. Погонщики давали нам клочки шерсти. Из них потом вязали носки и перчатки и отправляли в школьных посылках на фронт» (из воспоминаний Александра Куксина, друга детства Шукшина).

Осенью 1942 г. Васю отправляют к дяде Павлу, крестному, в Онгудай, учиться на бухгалтера. Ничего из этой попытки не получилось: «бухгалтерия в голову не полезла». Он вернулся домой.

«Помню, в 1943 г. к нам приехала концертная бригада. Такие бригады формировались в госпиталях из выздоравливающих воинов, разумеется, из тех, что имели талант. Мы сидели на почетном месте в третьем или четвертом ряду. Все буквально были изумлены, когда увидели концертный аккордеон, сверкающий перламутром, и, затаив дыхание, слушали песни, от души хохотали над юмористическими частушками.

Но вот вышел на сцену конферансье и стал читать «Сын артиллериста» К.Симонова. Я что-то хотел сказать Васе и тронул его за колено. Васю трясло мелкой дрожью, он ничего не видел кругом, кроме происходящего на сцене» (из воспоминаний Александра Куксина).

В 1943 г. Шукшин окончил школу в селе Сростки и поступил в Бийский автомобильный техникум, проучился там два с половиной года.

– Семь классов закончили, надумали все поступать в Бийск в автомобильный техникум. Словно сговорились сорванцы меж собой. Я против сразу была и не хотела отпускать: кончай, говорю, сынок, десять классов. Вот придут всей оравой и уговаривают, упрашивают меня. И Вася просится: «Мам, поеду с ребятами». Уговорили. Согласилась. В техникуме не доучился: не поглянулось ему там. Вернулся в Сростки.

Я прихожу с работы, а у меня матрасик, подушка, одеяльце завернуто лежит там в сеночках. Я говорю:

– Дак это мое ведь все... А-ах! Это что же это с ним случилось-то?

Захожу, а он все-таки это... волнуется: – «Что мать скажет? Три года, надо же! Такое тяжелое время – мать обидится, заругается...»

Я зашла.

– Вася! Что с тобой?

– Да... ничо, мама. Я не болею, так... Только я... не буду учиться мама, там больше.

А я постояла, подумала-подумала: «Что же мне это --">