Анатолий Степанович Ябров - Паду к ногам твоим

кума! Ох, кума! — Сел рядом с Евланьюшкой, забыв о ботинках, которые прятал. Похлопал по карманам, достал кисет и, свертывая цигарку, завел длинную речь о том, что Евланьюшка всю жизнь ошибалась в нем. На самом же деле у нее нет и не было преданней друга.

Слова его липли как паутина, сбивали, путали мысли. И раньше Евланьюшка говорила: «Ку-ум, да что у тебя за слова? Как дурманом посыпаешь: все-то у меня идет наперекосяк. Нелады сплошные». Были у кума Андреича дом, семья. А Евланьюшке, сколько знала его, все казалось, что он живет в овраге. И тоже крадется, подбирается. Тихо, настойчиво, изо дня в день. Даже во сне стал сниться. Скользкий, как рыба. С трезубцем. Овражий бог! «Да вилы-то тебе зачем? — однажды спросила она. Бог Андреич засмеялся: «Узнаешь, узнаешь…»

— Кум-то Афанасий сам приходил? Или жена? — спросила Евланьюшка.

Андреич, пуская клубы дыма, оживился:

— Са-ам! Едва ноги волочит, а прикондылял. Жалостливый: не повезло-тось нашей куме! И ко мне с наказом: ты, Андреич, в полном здравии, так не оставь ее в беде. Помоги. Ежли и стоит кому ноне довериться, так эт тебе. Бескорыстный ты человек, Андреич. Потому и морщин не знаешь. И горя подлого. Живешь, быдто птица: выпорхнул и полетел… Душа легкая!

«Прикондылял… Ох-хо-хошеньки», — вздохнула Евланьюшка. Час назад она побывала у кума Афанасия, вечного ворчуна. Он даже с постели не подымается. И других давних знакомых обошла Евланьюшка. Вроде б покупателей искала, а на самом деле приглядывалась: где б определиться? Хоть на временный постой. Да напрасно ноги била, ласковые слова, как кум Андреич, рассыпала. И карамелек купила, чтоб детей угостить, зря… Только потратилась.

Кум Афанасий — пропасти на него нет, чахлого! — сразу распознал ее и отказал: «Ты, Евланья, претензливая. Нос воротливый, дергучий. А мы люди маленькие. Заноз в нас жизнь много навтыкала. Мы ее, сукатую, корявую, двигали, о себе не думавши. Теперь вот рвем пузыри, ругаемся. Не тебе, гладкой, водиться с нами под одной крышей. Прости меня, старика, за суровы слова: такой уж я есть. А с домом помогу. Пришлю покупателей. Портные по соседству поселились. Черта им отдай, они на свой лад скроят, перешьют его да продадут еще на барахолке. А мы еще будем радоваться: ох, какая игрушка! Много, знамо дело, тебе за все не заплатят, но… главное, руки развяжут…»

Вот что сказал желчный Афанасий.

«Злые люди… Колючие… Каки-и у Евланьюшки претензии? Птичка я бессловесная, бескрылая. Отсохли, отпали мои крылышки. Не вспорхну, не взмою я в голубое небушко. Не прилечу я к дружку милому. Не услышу я ласки искренней. Ни утром по заре, ни вечером. Закатывается солнышко. Едят меня комары лютые…»

Подошла машина. Шофер, выйдя, заговорил решительно:

— Хозяйка, ты, что ли, продаешь дом, шмотье? Давай торговаться. За дом — семьсот даю. Остальное — буду смотреть.

Кум Андреич, выплюнув цигарку, даже подскочил от такой наглости.

— Семьсот за такой дом?! Сын ты грабителев и сам грабитель. Всего семьсот? Поезжай отсель поскорей, не воняй бензином. — И, полный гневного недоумения, повернулся к Евланьюшке: — А че остально-тось? Кума, че, спрашиваю, остально? Ты ж доверься мне. Я ведь… Кума, ты меня обходишь, объезжаешь…

За час все было продано.

— Ничего не надо, — словно уговаривая себя, шептала Евланьюшка. Развязала сползший платок, поправила волосы и вновь повязалась. — Ничего-то ничегошеньки.

Оставила она себе подушку, несколько платьев, постельное белье и хрустальную вазу, в которую ставила красные маки. Глядя, как выносят ее вещи, она думала с болью: что берегла, что хранила? Свое прошлое. Пыль молодости. Память о жизни… И вот, в один момент, берут все оптом за копейку.

Кум Андреич от такой потери даже заболел.

— Ох, кума! — уже не таясь и не сдерживаясь, ругал он Евланьюшку. Чадил цигаркой. — Ох, дура! Предала меня жулику.

— Ничего не надо. Ничегошеньки, — бескровными губами шептала Евланьюшка.

* * *

Копытову определили на веранде. Она обрадовалась старому разговорчивому дивану, который подарила куму Андреичу еще лет пять назад. В темноте пошарила по валикам, по спинке — шелушится дерматин. Кум Андреич обещался перетянуть его, но видно, руки не дошли. И круглый столик, стоявший рядом, тоже ее. На этом столике когда-то красовался комнатный тюльпан. И цветов же было на деревце, цветов!.. А в углу темнеет вешалка. Хорошая вешалка. Алешенька поломал два рожка. Гневался --">