Дмитрий Иванович Ерёмин - Глыбухинский леший

том, к примеру, как с утра откопаться зимой после вьюжного снегопада, когда, бывало, по самые крыши буран заметал их избу в Глыбухе. Не думай и о дровах, о воде: все это есть тут само собой. Не беспокойся о керосине: совхоз дает электричество… любота!

А в старой Глыбухе? Бывало, сколько сушин надо натаскать из тайги за лето, чтобы осенью да зимой не замерзнуть. Пока их распилишь, расколешь, полешки уложишь поближе к избе — руки отвалятся от натуги. За водой приходилось ходить зимой к полынье, которую, если не доглядишь, в одночасье мороз затянет. Тропа вилась по крутому речному берегу криво, узка была да еще и осклизнет, — сколько на ней пота прольешь, пока наполнишь кадушку. А коли баня, раздумывал дед, тут и совсем с ног валишься, только паром и отходился…

В новом-то доме, у Адриана и Насти, колонку нагрел, намылся и будь здоров! Сиди потом да чаевничай с брусничным или черничным вареньем. Отсюда Глыбуха теперь все чаще кажется сном: уж есть ли она? Была ли? Может, так это — показалась да и пропала? В лесной глухомани, вдали от людей, лешаками век свой там жили. Ни радио, ни газет. С сохатыми да медведями наравне…

— Так нет же, лезешь туда… зачем? — между тем продолжала свои упреки и уговоры Настасья. — Не хочешь ты, старый, покоя: эно, куда тебя потянуло, в брошенную людьми развалюху! Что там хорошего? Маета! Ну, верно: ягоды да грибы… природа. Так этой природы и тут хватает. А до Глыбухи конец не малый: чуть ли не семьдесят полных верст, шивера да завалы… куда тебе, ты скажи? Сам как пушинка: дунь на тебя посильнее — взлетишь! Вот уж истинно божье дитя!

Худенький, небольшого росточка, с тонкими и пушистыми, как у кролика, белыми волосами, похожими на апостольский венчик со старой иконы, белобородый и белобровый, — он был незлобив и покладист, с годами все ласковее и доверчивее смотрел на людей некогда голубыми, а теперь как бы выцветшими глазами и был по-своему счастлив — старый, добрый ребенок.

— Ты у нас как святой! — шутили над ним в семье Адриана, и особенно отличался этим веселый внук Виктор. — Точь-в-точь таких рисовали попы на иконах.

Это прозвище — «божье дитя» — давно уже плотно прилипло к деду, и он нисколько не обижался. Оно ему даже нравилось: божье так божье, к раю поближе. А ждать тот рай осталось совсем недолго…

У Адриана ему жилось хорошо. Никто им не тяготился, ничем не попрекал. Не считать же попреками заботливое ворчанье Насти? К тому же Онисим был хоть и стар, но все еще в силе. Не прочь был сходить в совхозный клуб — посмотреть кинофильм, или с полчаса посидеть в механической мастерской, полюбоваться ладной работой сына Алексея и его бригады, где до ученья работал и Витька, а теперь его заменил Колька Долбанов, парень с сильными золотыми руками. Любил зайти в магазин, где разный товар сверкает на полках, тем более в продуктовом отделе: одних бутылок не счесть! Любил посидеть на скамеечке возле дома, за правнучкой Ленушкой последить. Те, кто постарше, до лета учатся в совхозной школе да в городском интернате, а Ленушка — та мала, за ней еще надо присматривать круглый год. Тоже старому дело.

Но как ни добротна жизнь в совхозном поселке, а время от времени все чаще стала вдруг вспоминаться, тянуть к себе оставленная людьми, затерявшаяся в тайге деревня Глыбуха. Что ни скажи, а прожил там не один десяток лет. Бывали дни, когда так бы и сел в моторку, так бы и пробежал по реке те семьдесят верст, о которых сейчас говорит Настасья. Потянет вдруг, засосет под ложечкой, встанет перед глазами глыбухинское приволье: семужья быстрая речка, бугристая пена между шиверами… высокий каменный берег на той стороне с темной грядой из ельника да осины… черное мелколесье за деревенскими огородами на низменном берегу.

А дальше — болотины да озера, тайга да тайга, конца ей и края нету!

«Нет, надо, надо в остатний раз взглянуть на все это хоть одним глазком, пожить хоть неделю, — раздумывал он. — Живет же, слышь, вот уже пятый год в прежней своей избе Яков Долбанов, Колькин отец? По договору с потребительским обществом, вместе с бабой Еленой, нанялся туда рыбаком — и живет себе в покинутой всеми Глыбухе. Значит, есть там живая душа, — при надобности поможет. Да внучек Витька, пока у него в институте каникулы, в воскресенье наведается, глядишь. Летом там тяжко, комар да овод заест, а нынче, к осени, в самый раз хорошо! Так что зря ты, Настя, боишься: не пропаду я там, сношенька, не боись…»

Все --">