Владимир Иванович Степаненко - Майские ласточки

ведомого. Фашистский летчик не ожидал подобного маневра и выскочил вперед. Иван Очередько ударил по самолету из пушек. Трасса расплавленного свинца пришлась по кабине, кроша прозрачный плексиглас.

— Спасибо, Шалфей! — отрывисто бросил ведущий, не скрывая охватившей радости. Сбивать по четыре самолета в одном бою ему приходилось впервые. Непроходящее чувство командирской ответственности заставило его с тревогой подумать еще раз о своих летчиках. За четыре года войны научился драться, сбивать, но в берлинском небе обязан сделать что-то большее, самое значительное в своей жизни и уберечь всех до одного молодых летчиков. Им надо жить, уже близка победа!

— Иван, худой!

— Понял, — ведущий обрадовался несказанно родному голосу. В бою всегда важны поддержка и добрый совет. Иван Очередько настороженно следил за действиями противников, стараясь понять, кто ведущий, чтобы навязать ему бой. Промелькнул раскрашенный «мессершмитт». Но он не успел рассмотреть, намалеваны ли на фюзеляже игральные карты: тузы, валеты, дамы, короли, или хвостатые драконы. Припомнил, фашистский летчик на раскрашенном самолете атаковывал особенно настойчиво и хотел поверить, что отыскал ведущего.

— Прикрывай, Шалфей! — он погнался за «мессером», сосредоточив все внимание на истребителе с рисунками.

Стервятник принял бой. Ушел из-под удара резким переворотом, точно такой же маневр выполнил Иван Очередько и повис вниз головой над Ме-109. Два самолета выполняли мертвую петлю, заняв разные точки по кругу. Сойдясь на близком расстоянии, летчики видели друг друга. Немец старательно тянул ручку, описывая большой радиус, как его учили в летной школе, особенно не опасаясь русского.

Но Иван Очередько, вися вниз головой, вскинул Як-3, поймал в перекрестие прицела светлое брюхо «мессера» с синеватыми подтеками бензина и нажал гашетки пушек. После первой очереди истребитель вздрогнул и, сорвавшись с высоты, с хвостом черного дыма помчался к земле.

Воздушный бой не кончился. И после сбитого фашистского самолета по-прежнему численное превосходство оставалось на стороне противника.

— Молодец, командир! — передал Сергей Ромашко восхищенно. — Вано, так держать!

Перед парой Як-3 выскочил «мессершмитт». На фоне облаков с темными разводьями он странно раскачивался, клевал носом. Казалось, фашистский летчик ранен и из последних сил пытался удержать подбитую машину.

«Хитришь, фриц!» — усмехнулся Иван Очередько, трезво оценивая обстановку. Не забыл, что сзади его действия караулила целая свора фашистов. Победа зависела от его хитрости и мастерства.

Истребители гонялись друг за другом, отвесно пикировали, захватывали высоту, не торопились атаковывать, тянули время. Нетрудно было догадаться, что фашистские летчики поставили перед собой задачу измотать гвардейцев.

В наушниках раздался щелчок. Иван Очередько, напряженно прислушиваясь, оглянулся назад, но не увидел ведомого.

— Командир, завещаю…

— Шалфей!.. Ромашко, что с тобой? — испуганно закричал старший лейтенант и, оторвав руку от сектора газа, прижал левый наушник к уху, словно хотел его туда втиснуть. Надеялся еще раз услышать голос ведомого и разобраться, что случилось. Оглянувшись, увидел висевших за спиной четырех «мессершмиттов». Болью сжалось сердце, но он отогнал страх, продолжая верить, что Сергей Ромашко жив и через минуту-другую подаст голос и громко скомандует: «Командир, в хвосте худой!»

Но напрасно Иван Очередько вслушивался в эфир. Отрывистыми фразами перебрасывались гвардейцы, то и дело громко выкрикивая возбужденными голосами:

— Прикрой!

— Атакую!

Иногда в наушники врывались нетерпеливые команды артиллеристов и танкистов. Они вели тяжелый бой на окраинах Берлина среди разбитых домов. Требовали бить из гаубиц по фаустпатронщикам: танкисты получали указания перед новыми атаками.

В наушники врывались лающие голоса немцев, но Иван Очередько не понимал их разговора и приказаний.

Тяжелый удар встряхнул самолет. Старшего лейтенанта пронзило сознание, что он прозевал атаку фашистского летчика. Дал ногу, но вторая очередь разбила мотор. Лобовое стекло фонаря забрызгало горячее масло. Встречный поток воздуха сгонял его в сторону, как будто широкой малярной кистью закрашивал фонарь. Красные языки огня, ворвавшиеся в кабину, лизнули летчика по ногам, обожгли руки. Запахло горелым мясом, но Иван Очередько не --">