Владимир Никонорович Мирнев - На маленькой планете

фронтовой подруге в Орел. Уезжая, он не ругал Улю, как делали другие, не бил, не забрал ничего из вещей. Хорошо запомнился ей молчаливый отъезд мужа: молча оделся и молча побрел на большак. Уля тогда плакала и страшно испугалась этого. Она долго и верно ждала мужа, а он уехал. Обманул! В прошлом году Уля получила первое письмо, в котором Иван спрашивал, как живет, замужем ли, забыла ли его? Теперь понятно, почему спрашивал. О письме Уля никому не сказала и все собиралась сжечь его или разорвать на кусочки; часто брала письмо и долго глядела на неровные строчки, гадая, какой получилась бы у них жизнь. А в глазах дрожали слезы. Она не могла понять, от жалости ли к себе плачет или от обиды на мужа.

«Почему плачу, ведь все прошло? — думала она. — Все давно прошло… Вот только от памяти куда уйти?»

— Так что, теть Уля, — подал ей миску Вася, — родня родней, а второе давай. Ребят? — обратился он к комбайнерам. — Кормят нас дай бог! А? Так говорю?

Уля торопливо брала у мужиков миски, чтобы положить туда мяса и картошки. Сегодня она не удивлялась, что комбайнеры много едят. Затем мужики выпили по кружке молока, посидели несколько минут молча, как бы наслаждаясь еще ужином, разом встали и направились к комбайнам.

— Катьку не встречала? — спросил Вася про свою невесту. — Увижу еще раз с Колькой Тихоновым, поломаю и ей ноги, и ему. Передай. Она знает, что я попусту не болтаю. Передай.

— Скажу, — тихо ответила Уля. — Скажу, Вася.

II

Комбайны зафыркали, выкинули перед собою в пыль дрожащие голубоватые столбы, рассторонили ими плотную темень и двинулись по полю. А Уля поехала домой.

Со взгорка открылась деревня Большие Клесовины с косыми угольниками желтых окон над крутояром. Лошадь шагала быстро, брала рысцой, но ее не торопили, она переходила на шаг, а в лесу совсем остановилась. И сразу стало глухо, и только в кустах тоскливо попискивала птичка, и, слушая это одинокое, тоскливое попискивание, Уля заплакала. Стало жаль себя, прожитую жизнь в одиночестве; она вдруг поняла, что не избежать ей встречи с Иваном, что напрасно думать и переживать, потому что будет так, как он написал.

Уля ударила вожжой лошадь. Застучала колесами бричка, захлопала по корневищам деревьев, а когда вынесла из лесу, Уле стало легче. Она знала, что теперь делать: ехать на почту, написать, что не только видеть, но даже слышать о нем не желает. Человек, который так жестоко обманул, хочет приехать, а она даже готова принять его, и думает о нем, и страдает, как будто ждет его…

Уля зло поругала себя за слабость. Обманув раз, Иван обманет еще. Он не стоит того, чтобы о нем думали.

На почте за столом сидела Катя Ланцова и, положив голову на толстую адресную книгу, спала. Жиденько светила лампочка, было тепло и уютно в маленькой комнатке с низенькими потолками, недавно беленными, но уже облупившимися стенами. Уле не хотелось будить Катю, надо было подумать, не сгоряча ли решила отправить телеграмму.

— Ой! Что я тут расспалась? — проснулась Катя и схватила телефонную трубку. — Але! Да, принимаю. Хорошо, понятно, говорите.

Она улыбнулась Уле, что-то записала и бросила трубку.

— Чего тебе, тетя Уля?

— Я, Катенька, телеграммочку хотела отбить, да думаю, чай, не стоит тебя тревожить, уж больно сладенько спала.

— Намаялась я, тетя Уля. Одна верчусь. Кто не устанет? На почте тоже люди работают.

— Одна? — всплеснула Уля руками. — Я ить на лошади вожусь и то как устаю, ломит в костях прямо.

— На тебе бланк, напиши. Кому телеграмму-то, поди, родственникам?

— Кому?.. Да ить нельзя никому боле…

— Вчера, тетя Уля, Манька Воскобойникова отписала жениху: люблю, целую, жди! На шею вешаться ему! Вот Шарик за глаза меня стращает, а увидит, так тает, хоть воду собирай. А ты, тетя Уля, не помню, получала хоть разочек телеграмму?

— Нет, Катенька. Кажись, нет. Все недосуг, голубушка.

— Ой ты, тетя Уля, — засмеялась Катя. — На телеграмму времени ни столечка не надо.

— Ну так я идти пошла, — встала Уля.

— А телеграмму? — прыснула Катя. — Телеграмму забыла?

— Может, не стоит, Катя? Я завтра лучше.

— Как не стоит? — спросила Катя удивленно, глядя на покрасневшую Улю. И Уле стало стыдно. Ей показалось, что Катя догадалась, почему она передумала отсылать телеграмму. Она, боясь пересудов, решила отослать телеграмму завтра из соседнего села.

III

Уля завернула к конюшне задать лошади овса. --">