Федор Иванович Панфёров - Волга-матушка река. Книга 1. Удар

термин, — усмехаясь, произнес он.

— Чертовщина-то? А как ее еще назвать? Это микроскопическая пыль, пригнанная ветром из среднеазиатской пустыни. Чуете, какая борьба? Вот на щеке — волна прохлады, это от Волги, а вот — как из пекла — дыхание пустыни. Тут он ослабел — язык пустыни. Пришлось преодолеть тысячекилометровое пространство: Каспий, реки, озера, леса… Шевелит только кончиком. А там, под Астраханью, на Черных землях, в Приволжской области, наверное, так обрушился, что все опустошил.

Аким Морев понял: речь идет о суховее. Но при чем тут какой-то язык? Спросить? Нет, он поступит иначе: чуть подождав, глядя, с каким трудом преодолевает ступеньки Иван Евдокимович, сказал:

— Всякие языки-то бывают…

— Потолкуем на теплоходе, а сейчас нам предстоит вон какую крепость штурмовать. Ступенек четыреста будет? — И снова академик стал спускаться — бочком, придерживаясь за перила так, словно ждал — за следующей ступенькой может оказаться обрыв.

— Четыреста не четыреста, а многовато, — согласился Аким Морев, видя, как снизу взбирается старичок, держа в одной руке корзиночку, другой взмахивает, будто плывет по реке.

— Облисполком местный в наказание горожанам придумал такую лестницу, право-слово, — поравнявшись, окая, с придыханием вымолвил старичок. — Свершит кто незначительное преступление, так его без суда и следствия давай гонять туда-сюда, пока шкура не облупится. Право-слово.

— Ах, говор-то, говор-то какой: любое «о» с колесо! — восхищенно отметил академик, продолжая спускаться по лестнице.

— Копченой стерлядкой не желаете побаловаться? Царская еда, — уже четко, как бой часов, выпалил старичок, дерзко и требовательно глядя в глаза Акиму Мореву.

В другое время Аким Морев вряд ли бы остановился около подобного торгаша, но сейчас, следя за тем, с каким трудом академик спускается по лестнице, намеренно задержался, чтобы дать Ивану Евдокимовичу спокойно сойти к пристани. Потому и ответил старику, усмехаясь:

— Но ведь мы не цари.

Владелец стерлядки испуганно дрогнул, затем вскинул голову, как конь, когда его вдоль спины вытянут кнутом:

— Хотел польстить, право-слово. Продать охота.

Аким Морев захохотал:

— Ах, дипломат шиворот-навыворот. Давно торговлишкой промышляете?

— С малолетства. Купец я был первой гильдии, по фамилии Кукуев. Гремел. По всей Волге гремел. Пароходы мои бегали, баржи. Персидским товаром всю Россию забрасывал.

— И почему ж так оскудел?

— Осознал вредность, — видимо, испытанной фразой, быстро ответил старичок. — Истинно: осознал и в ногу с народом пошел.

— А это что ж, народное дело? — еле сдерживая смех, показывая на стерлядку, произнес Аким Морев.

— А вы купите ее, стерлядку, вот и перейдет к народу.

— Ишь ты. Ну берем. Каюта люкс.

— Всю?

— Мы оптовики.

— Вот тебе и не покупают! — воскликнул старичок и метнулся вниз.

Иван Евдокимович стоял на предпоследней лестничной площадке и смотрел в сторону города такими грустными глазами, словно навсегда прощался с любимым человеком.

Отсюда город был виден так же, как виден, например, памятник, когда к нему подойдешь почти вплотную. Вон вьется гудронированная дорога, убегая в гору, петляя меж увядающих трав, поникших цветов; по хребтине горы тянется кремлевская стена, изъеденная ветрами, морозами, солнцем; на ней тут и там темнеют огромные пятна, похожие на гигантские оспины; за стеной горят на солнце верхушки новых каменных зданий и возвышается купол старинного собора.

«Почему же такая тоска в глазах моего академика?» — встревоженно подумал Аким Морев.

— Вчера, когда вы отправились в обком партии, — начал академик, как бы отвечая на вопрос Акима Морева, — я взял такси и проехался по городу. Жил я тут эдак лет тридцать тому назад. Юнец. Ну, что говорить — все неузнаваемо: узенькие, грязненькие улочки превратились в широкие, светлые; купеческие пузатенькие особнячки вытеснены многоэтажными домами, пролетки — автомобилями, за городом на пустыре вырос колоссальный автомобильный завод со своим городом, пожалуй, большим, нежели старый Нижний; обновился «старик Сормово». В Нижнем кабаков, шинков, притонов, трактиров было — как клопов в кровати у плохой хозяйки. Народ старый облик Нижнего уничтожил. Появились клубы, новые школы, высшие учебные заведения, дворцы культуры… Все стало другим — дома, улицы, площади, люди. От --">