Роман Харисович Солнцев - Красная лошадь на зеленых холмах

неуверенно сказал:

— Вы меня… примете до армии?

И тут же поморщился на случай, если девушки его засмеют или прямо скажут, что не хотят видеть.

Девушки подняли визг. Они смеялись, толкали его в грудь, в левое плечо, в спину, обнимали — он Прикасался губами к их полным и худеньким рукам, к баранкам закатанных рукавов, серым и соленым, глаза у него заблестели. Голова закружилась от этого гомона, от запаха духов и сигарет…

— А курить бросите? — спросил нелепо Шагидуллин.

— Бросим! — хором закричали все. — Ты нас не бросишь?.. Ты не шутишь?..

«Какие уж тут шутки…» — хотел сказать измученный своими мыслями Алмаз, но только слабо улыбнулся.

— Тогда мы тебя в бригадиры, Алмаз! — решила со вздохом Наташа. — Хватит мне. А то замуж не возьмут. Когда баба бригадир, ее все боятся… Помогать я буду. А Таня вот комсоргом останется.

Стараясь не покраснеть, он медленно обернулся. Таня спокойно посмотрела на него:

— Здравствуйте, Алмаз…

— Здравствуйте…

(Почему мы с ней стали на «вы»?)

Она сняла платочек, замаранный в известке, и ее черные, сверкающие волосы с пробором посередине напомнили Алмазу все, что связывало его с ней: теленка во дворе, шапку на Новый год, и как она бежала, бледная, через толпу… Наверное, нельзя на это так много внимания обращать. В мире слишком много совпадений.

Глаза Наташи смеялись. Девушки о многом догадывались, и это было ужаснее всего. Они, обступив его, глядели ему в лицо, и, видя их серые, синие, черные и зеленые проницательные женские глаза, он снова, как год назад, совершенно сконфузился… Он что-то пробормотал, махнул рукой и сел на подоконник.

В пустое окно дул теплый ветер, пахло дымом дальних костров, пахло сухой листвой бабьего лета…

И заводы вставали за заводами, как холмы за холмами, вся земля была в железе, звонком и молодом, вся земля была в голубом пламени сварки, сварка трещала, как кузнечики, розовая струя автогена то удлинялась, то сокращалась, все жило и множилось, гремело, растекаясь, обнимая вселенную, и Алмазу стало легко, как когда-то в детстве.

Над черной плоской Камой слоились дымы пароходов и катеров, слышны были далекие гудки, а чуть правее, в задымленной долине, желтела последняя неубранная пшеница, шли запахи второго сенокоса, где-то скрипели на придавленных к земле колесах огромные возы сена, и на них ехали мальчишки с кнутами…

В мерцающей пелене теплого осеннего вечера, там, в полях, в лугах маячило неяркое желто-красное пятно — то ли газовый факел горел, то ли знамя вручали каким-нибудь очень хорошим людям, то ли это рыжий табун крутился на открытом холме…

Неужели минуло лишь немногим более года?..

1970–1975, Дивногорск — Н. Челны — П. Такермень — Красноярск

© Солнцев Роман Харисович, текст, 1975

--">