эти следы, остаются едва заметные гладкие ямки, наполненные водой. И Шура слышит далекие звоны музыки — она стала чище и печальнее, эта музыка, пролетев сквозь такую даль времени… Как-то в новогодний праздник старшеклассники дежурили ночь в школе, и Юрий Львович, назначенный с ними, до утра играл на облупленном школьном пианино. Он играл сосредоточенно, с напряженной мукой в лице, не обращая внимания на окружающих. Черная прядь металась на его смуглом лбу, красиво замирали руки над стершимися до деревяшек клавишами пианино… Что он играл? И где так серьезно, хорошо научился играть? Может быть, он собирался стать музыкантом, но почему-то не вышло, и он стал учителем физики. Тайна, какая-то грустная тайна, и Шуре теперь ее не разгадать.

И снова на ясную гладь ее жизни словно пал с неба камень, и от него пошли широкие темные круги, — а когда-нибудь, многие годы спустя, опять вернется она сюда, и уже не будет тех кругов. Но с каждым разом все острее будет ощущать она, оглядываясь вокруг себя, печальную незавершенность человеческих судеб. И эта незавершенность таится, наверное, в самом стержне, вокруг которого медленно вращается мир, летящий по бесконечной орбите своего совершенствования. Понурившись, стоит Шура, крутым бедром подталкивая висящую на плече сумку, — сумка, откачнувшись на длинном ремне, вновь возвращается назад и хлопает ее по бедру. К пальцам ног, торчащим из выема босоножки, живо и бесшумно подбирается кружевной краешек океана, шипит и пузырится мокрый песок.

— Да что я, жена ему, что ли! — сердито произносит она вслух. Ей хочется пойти вслед за учителем, найти и вернуть его… но этого Шура не делает.

Она продолжает свой прерванный путь к дому, сначала медленно, затем все быстрее и, наконец, упругим спортивным шагом.

Возле ручья Шура набрела на стадо коров, отдыхавших после полуденного водопоя. Им было приятно в прохладной глубине облака, нежданно упавшего на землю; лежа на песке и стоя в мелководье ручья, впадавшего на этом месте в море, коровы вдумчиво терли свою жвачку и помахивали ушами. Вокруг этих искусанных мухами ушей метались взлохмаченные клочки потревоженного тумана. Какой-то безрогий бычок вскочил перед Шурой и, как дурной, с коротким ревом кинулся в белесую мглу, выгибая горбом худую спину и палкой вздымая хвост. Встретился Шуре пастух, маленький плотный человек в мешковато провисших на заду широких штанах; от спины к земле и далее тянулась за пастухом длинная черная плеть; человек наслаждался в тумане неторопливым курением папиросы.

Шура решила — и стала думать о приятных для себя вещах: «Скоро получу мастера спорта по копью, а зимой возьмут на всесоюзные лыжные сборы…» Она торопливо прошла сквозь стадо коров, которых всегда-то побаивалась, и вскоре подходила уже к плоским дюнам, тем самым, что видны были из окна ее комнатки.

Здесь туман уже поредел, поднимался вверх — упавшее на землю облако медленно возвращалось обратно на небо. На краю пляжа смутно проступали коробочки прибрежных домишек, невнятные в тумане, видимые будто сквозь матовое стекло. Перед неровной линией прибоя, усердно подметавшего песок, светился желтый огонек костра, вокруг него сидели, скорчившись, замерзшие мальчишки.

Шура уже подходила к дому, когда несколько холодных капель кольнули лицо и открытые ее плечи, — вслед за тихим сиреневым нашествием тумана незаметно прокрался дождь.

Этот дождь сначала неуверенно опробовал землю сеевом мельчайших капель, а потом, взыграв духом, дня четыре кряду заливал деревянно-шлакоблочный городишко, втиснутый в неширокую речную долину меж двумя грядами зеленых сопок. От дождя хилая речка вздувается стремительной желтой водой с пугающими водоворотами. Наполняются вровень с краями высокие глинистые берега, сносит мосты, и может случиться даже наводнение, если прилив на море запрет к этому времени устье реки. Почти ежегодные эти наводнения, пожар на рыб- базе, приезд гастролирующего, не очень знаменитого киноактера — все это большие события в таком маленьком сахалинском городке. Для развлечения граждан здесь один ресторан, один кинотеатр, клуб «Строитель» и летняя танцплощадка, больше ничего нет, — но есть море с привольным диким пляжем, и сопки с густым лесом на склонах, со стелющимся бамбуком, грибами и ягодами, и странные ночи под бронзовым отблеском неимоверно большой луны, и длинные дощатые тротуары, по которым с таким удовольствием --">