Михаил Николаевич Алексеев - Наследники

вслед за нею жди «музыкантов»^[2] — это уж как бог свят! А там начнется такое… В общем, кто хоть раз на войне попадал в этакую «карусель», тот по гроб жизни не забудет о ней.

Вот что сулило нам неожиданное появление сапера. Этим только и можно объяснить, что минометчики встретили его без особого энтузиазма. В других случаях, когда сквозь вражеское кольцо к нам пробирался человек оттуда, с Большой земли, его качали на руках.

Я был на НП и мог наблюдать за сапером лишь издали. К крайнему моему удивлению, худенький солдатик вынул из кармана блокнот и, разговаривая с обступившими его минометчиками, стал что-то записывать. Я хотел уже подойти, да увидел рядом с незнакомцем политрука роты и успокоился: Ваня Ахтырко, конечно, проверил документы, прежде чем пуститься в беседу с сапером. Вскоре к ним присоединился наш ездовой — Гурьян Максимыч Прибытков; тот уже никак не мог быть в стороне, когда рядом затевалась какая-нибудь беседушка.

Вчера Максимыч — так звали мы этого пожилого, во всех отношениях положительного крестьянина, надевавшего солдатскую одежду лишь по случаю войн, ни одна из них, начиная с первой мировой, почему-то никак не могла обойтись без непосредственного участия Максимыча, — так вот, вчера он по-настоящему удивил всю роту.

— Лошадей, товарищ лейтенант, я замаскировал так, что днем с огнем не сыщешь. Кто, окромя меня, их найдет, отдам ему свою махорку за целую неделю!

Охотников, понятно, объявилось много. Но, к вящей радости Максимыча, лошадей минометчики не нашли, хотя всяк проходил мимо них по меньшей мере раз десять.

Уж не об этом ли рассказывал сейчас Максимыч нашему гостю? Случилось так, что ни в тот день, ни позже я не смог спросить у политрука, что же это за солдат наведывался в роту. События круто повернули нашу фронтовую жизнь. В следующую ночь было приказано выходить из окружения, и все это протекало так, как описано выше: вражеский артиллерийский налет, «рама» на рассвете, затем «юнкерсы», разбитые повозки, орудийные передки вверх колесами, издыхающие лошади в кюветах, с мучительным недоумением глядящие на мир меркнущими фиолетовыми глазами, свист осколков в раскаленном добела воздухе…

Лишь неподалеку от крупной железнодорожной станции Абганерово наша дивизия привела себя в порядок и заняла оборону. Бои вновь приняли ожесточенный характер.

В такое-то время Максимыч и привез на передовую вместе с термосами, до краев наполненными гороховым супом и перловкой, маленькую дивизионную газетку. Лик старого Максимыча сиял. Морщины на нем разбежались светлыми ручейками. Снедаемый нетерпеливым желанием поскорее сообщить какую-то небывалую новость, он на ходу заорал во всю силу своих легких:

— Газета, товарищ лейтенант! Про нас! Мы… мы… герои, стало быть!

Сначала я прочел газету один. В очерке, занявшем всю вторую страницу, под рубрикой «Наши герои» неведомый мне Ан. Степной подробно описывал бои, в которых пришлось участвовать минометной роте. Автор не скупился на краски, и при чтении отдельных мест уши мои загорались жарким пламенем, а в висках звонко стучала кровь. Теперь я догадался, кем был тот солдат. Но одного обстоятельства понять не мог ни тогда, ни сейчас: где этот ничем не примечательный с виду, откровенно нежизнерадостный человек отыскивал столь звучные, яркие и живые слова для своих фронтовых зарисовок?

Я долго колебался, отдать ли газету солдатам или потихоньку, незаметно от них, свернуть ее и… Нет, нет, порвать и выбросить я не мог — это было свыше моих сил! Торопливо схоронил газету подальше в карман, но тут же устыдился: вдруг показалось, что я обокрал бойцов, лишил их, в общем-то, вполне заслуженной ими радости. А потом я вовсе не был уверен, что Максимыч уже не рассказал об очерке солдатам…

Тут же попросил Ваню Ахтырко прочесть газету вслух сразу всей роте.

— Степной? Что же это за Степной? — Ваня пожал плечами. — У того парня другая фамилия. Не помню уж точно какая, но только не Степной!

А Ахтырко и я в те времена были слишком далеки от своеобразного мира журналистов и не подозревали о существовании таких странных вещей, как литературный псевдоним.

Минометчики прослушали очерк молча и как бы даже безразлично. Затем стали украдкой поглядывать друг на друга с недоумением и удивленным вниманием: вправду ли они такие уж герои, как о них рассказывается в газете? Ну, к примеру, что геройского в Ванюшке Давискибе? Песни, --">