Леонид Николаевич Сурин - Летним вечером

голодный и с тех пор окончательно невзлюбил Мануйлиху.

И вот теперь ему предлагают пилить ей дрова!

Угрюмо смотрел он, как Илья с Витькой положили на самодельные козлы полено и как из-под зубьев пилы тонкой струйкой полетели желтые опилки. Скоро ему стало нестерпимо скучно. Когда Илья взмахнул топором и ударил по полену, Сережка не вытерпел:

— Ну, кто так колет? — хмурясь, сказал он. — Зачем ты поперек сучка бьешь? Ты коли вдоль. Видишь, вот тут трещина есть. Дай покажу.

Илья отдал топор и незаметно подмигнул Витьке. Сережка поставил полено, ловко расколол его пополам и затем принялся раскалывать надвое каждую половину. Скоро работа захватила его, и Илья с Витькой едва поспевали за ним.

Когда все дрова были распилены и расколоты, друзья сложили их под навес. Управились они вовремя.

Едва Сережка положил последнее полено, как во двор с улицы с кошелкой в руке вошла Мануйлиха. Она прошла в подъезд и тут же вышла обратно с топором, но увидев под навесом ровную поленницу, выронила в замешательстве топор. Догадалась сразу.

— Мальчики… сыночки мои, — тихо сказала она, и голос ее задрожал.

Совсем близко Сережка увидел ее впалые щеки, покрасневшие глаза, окруженные сеточкой морщин, седые волосы и вдруг понял, что она совсем не злая, а только очень старенькая и лиха всякого перевидела, должно быть, немало. И неожиданно для приятелей и для самого себя он пробормотал смущенно:

— Мы вам теперь всегда помогать будем. Вы не беспокойтесь.

Опять налетел ветер, загрохотал железным листом, прогнал по лужам мелкую рябь. Стало еще темнее, но друзьям, разгоряченным работой, осенний вечер уже не казался таким хмурым и сумрачным. Мутное небо не нагоняло больше ни уныния, ни тоски. Нет, совсем неплохо жить на свете даже тогда, когда с утра до вечера накрапывает мелкий, противный дождь и дали затянуты серой пеленой тумана.

--">