Михаил Николаевич Щукин - Имя для сына

спокойно дышит Андрей. Светало. Голубоватые потемки лежали на сугробах, редели и таяли…

После обеда, выслушав рассказ тети Паши, Андрей отправился на кладбище. Никого не хотелось встречать, надо было побыть одному, и поэтому сразу от дома он свернул в переулок, к кладбищу добирался узенькой тропинкой по кромке бора.

До могилы пришлось брести по сугробу. Низенькая железная оградка, пухлый, еще не улежавшийся снег. Деревянный потрескавшийся крест и маленький железный памятник с невыцветшей еще краской. Навалясь на оградку, Андрей смотрел на могилу, и не было ни слез, ни слов, только сильно стучало сердце, и стук его упруго отдавался толчками в ушах. Прилетел снегирь, уцепился тоненькими лапками за жестяной венок, клюнул розовое пятнышко краски, видно, принял за ягодку, поднял головенку, покрутил ею, клюнув еще раз, жесть тихо звенькнула. Снегирь порхнул на оградку и долго недоуменно смотрел на пятнышко, которое его обмануло.

Так вот и встретился сын со своими родителями. Любил старший Агарин затянуть своим красивым голосом печальную песню: «Горе-горькое по свету шлялося…» Пел и не думал, что оно давно держит путь в его дом. Не заблудилось, не прошло мимо.

Изо всех сил Андрей сжал прутья оградки, так, что скрипнули кожаные перчатки, оторвался и побрел по глубокому снегу назад.

На службу Андрея провожал отец, и всю дорогу от дома до военкомата он шел чуть, впереди сына, словно закрывал его широким, сильным плечом. Теперь плеча впереди не было, теперь впереди был только он сам, Андрей Агарин.

А райцентр Крутоярово жил своей жизнью. На улице стоял мороз. Дым из высоких труб прямыми столбами подпирал белесое небо, даже не покачивался в неподвижном, нахолодалом воздухе. Солнце над бором выползало лениво, но свет был ярким, и в несколько минут столбы дыма над трубами стали розовыми. Розовые дымы стояли над Крутояровом. Андрей долго на них смотрел, потом тихонько зашагал по центральной улице.

Возле универмага ему попались парень и девушка. На парне была солдатская шапка с темным пятнышком от снятой звездочки, солдатские брюки и тонкое, не по сезону, пальто. Свой брат, отслужил только, сразу догадался Андрей. Сбоку, едва доставая парню до плеча, шла маленькая круглолицая девушка. Ее глаза так светились, что Андрей невольно остановился и несколько раз оглянулся…

2

Ранним утром в редакции было пусто. Только что вымытые полы влажно блестели. Андрей очень любил этот ранний утренний час, любил стоять у окна и смотреть с высоты второго этажа на центральную крутояровскую улицу. Сейчас она была многолюдной — народ спешил на работу. Горбились, поднимали воротники, зажимали носы варежками, а у ребятишек, которых на санках везли в садик, нельзя было даже разглядеть лиц, так они были закутаны в платки и шарфы.

Всего несколько минут он смотрел в окно, затянутое снизу ледком, но и этих минут хватило, чтобы ощутить радость нового дня. Отошел от окна и взял со своего стола свежий номер крутояровской газеты. Осторожно развернул ее, поднес к лицу. Сухой, чуть горьковатый запах, похожий на запах старых сосновых стружек. Но скорее всего это неверно. Скорее всего Андрей сам это придумал, потому что для него обычный запах типографской краски значил очень многое.

Когда-то он впервые прочитал в газете свое стихотворение, отец потом недоуменно держал на широкой ладони почтовое извещение и своим глуховатым голосом басил: «Ты гляди, еще и деньги платят. Ну дела… Три рубля с копейками ни за что». Сейчас запах этот напомнил Андрею о том, как он в первый раз перешагнул порог редакторского кабинета и как в первый раз пришел сюда на работу. Вспоминался этот запах даже в кубрике, далеко-далеко отсюда. Со временем многое стало обычным, неудивительным, а вот запах, сухой, чуть горьковатый, никогда не перестает волновать.

Андрей положил газету на место, перевернул на своем календаре листок и увидел, что цифра «десять», десятый ноябрьский день, обведена красным карандашом. Долго не мог сообразить — зачем? И вдруг вспомнил — сегодня ровно год, как он вернулся домой. Ровно год назад. Андрей мысленно начал перебирать события одно за другим, но тут тишина редакционного коридора нарушилась. Захлопали двери, пулеметными очередями застрекотала пишущая машинка, нетерпеливо и громко залился трелью телефон, кто-то крепко крякнул, войдя с мороза. И вот уже ответственный секретарь, пожилая, но все еще --">