Сергей Алексеевич Воронин - Два рассказа

порознь. А это и есть для себя, а не для другого. Возьми хотя бы и пьянство. Человек пьет для себя, значит, во вред другим. И заметь, в открытую воспитывается злодей. Поощряется после работы для отдыха выпить. Нет, брат, какой уж там отдых после пьянки, если голова гудит как котел и жмет сердце! Одна распущенность и попустительство злу.

Он сидел, опустив меж колен тяжелые руки. Сила, конечно, в них была, но казалось, будто бессильные они. И во всем облике Александра Степановича, хотя он и поправлялся после больницы, было что-то не от жизни. Да и вел он себя иначе, чем прежде. Об этом же и его жена Полина говорила мне, хотя и радовалась, что «совсем, совсем другой стал Александр Степаныч. Словом черным не обидит. И все книги читает. Дай-то бог, дай-то бог, а об этой паскуде даже и взглядом не вспоминает, не поглядит в ту сторону, где она хвостом вертит!» Конечно, понять ее можно, рада, но, к сожалению, далеко не видит, ни к чему ей, что Александр Степаныч на грани жизни. Видел я одного с такой же мягкой, извинительной улыбкой, своего дядю, — крутой был, а тут такая беспомощность! И тоже после болезни. Но говорить Полине не стал. Радость есть радость, хоть и кратковременная.

На отпуск я всегда уезжаю в Калининскую, в родную деревню. Бывает, целую неделю по гостям хожу, к двоюродным братанам, к дядьям, теткам, — всяк рад угостить. И этим летом побывал там. А когда вернулся, то узнал, что Александр Степаныч снова в больнице. И положенье у него дрянь. Хотели еще операцию делать, но отказались.

— Пускают ли? — спросил я Полину.

— Пускают. — А сама плачет.

Поехал я в город к нему, прихватил яблок, варенья домашнего банку, булок сдобных. Полина сказала, что ему все можно.

Застал я его сумрачным. Оживился, когда я раскрыл сумку с едой. Тут же и стал есть. Ест и ест — и на меня даже не смотрят. И пока я сидел у него, все подобрал и банку дочиста выскреб.

— Пока ем, живу, — как-то сердито сказал он. — Вся сила в еде. Много во мне сейчас сгорает ее. Надо, надо выбираться. Уколами лечат. Говорят, так поправить можно. Только чтоб сам верил. Верю. Внушеньем приказываю себе не слабеть. Ухудшенья не замечаю. Только еды надо вдосталь, а Полина ленится, что ли? Надо каждый день подбрасывать. Я и ночами ем. Силу, силу надо создавать. А еда — как уголь в топку. Много надумал я сделать, только чтоб здоровье было. Еще года позволяют — сорок пять, вон космонавты в таком возрасте куда двигают, а тут на земле. Увидишь Полину, скажи, чтоб картошку привозила. Я готов и вареную есть гольем: важно организму работу давать, чтоб не застаивался. Ты скажи ей. Вот сегодня опять нету. Вчера была, а сегодня нет.

Он потянулся к трехлитровой бутыли с темной жидкостью и налил стакан. Выпил.

— Что это? — поинтересовался я.

— Отвар крапивы. Самое сильное растенье — она. Должно помочь. Лечащий вначале запретил, но я настоял. Чего он может препятствовать, если до сих пор никто из ученых не знает состава крапивной кислоты! Муравьиную одолели, а эту никак. Так что уж лучше молчать ему… Вот, куда ни сунься, везде большие дела. Ученым бы мог стать. Узнал бы состав этой крапивной кислоты. Большое бы могло выйти облегченье людям. Вон сидят, ждут, а чего ждут?

В палате, кроме Александра Степаныча, было еще четверо. Двое старых, а двое помоложе его. Один, который помоложе, смеялся.

— А что с ними? — спросил я.

— Рак, — шепотом ответил Александр Степаныч, — только им не говорят. Суют доброкачественную опухоль. Мне тоже, но я-то знаю, меня не обманешь. Потому и глушу крапиву. Осот еще сильная трава. Видал поди — кошки по весне, собаки едят ее. Скажи Полине, пусть нарвет, да не зашпаривает. Свежую везет… Черт, столько дела, а я вот по-пустому промотал свои лета. И не только в этом. Тут подумал — ведь у каждого есть свое назначенье к чему-либо. А мало кто проявил его. По большей части и не догадываются, что есть у них способности, а может даже и талант. И не так уж трудно проявить это, только надо помочь человеку задуматься над самим собой. Ведь если все, что заложено в людях, проявилось бы, это ж какое движенье вперед было бы. Вот тогда бы каждый для каждого…

Вошла сестра, объявила, что время обеда и чтобы гости уходили.

— Так накажи Полине, чтоб завтра поболе еды привезла. Насчет осота не забудь — и еще отвару крапивного… И ты, если еще наведаешься, так тоже прихвати чего пожевать. Важно, чтоб организм всегда был в работе.

Я обещал приехать, но вскоре не удалось, а потом --">