Даниил Александрович Гранин - Победа инженера Корсакова

годового напряженного труда, его отрывают для какого-то узкого конструкторского задания. Сколько сокровенных замыслов останутся незавершенными! Сколько накопленного опыта, знаний будет отложено в долгий ящик! Покинуть целый мир, еще неведомый никому, где он твердой поступью хозяина протаптывал путь для других; отказаться от радости первому найти новые формулы, выяснить новые зависимости. И ради чего? Ради текущего задания, которое по плечу любому грамотному инженеру?

«Любому? — переспросил он себя. — А ну-ка, признайся честно — любому?»

Все его убедительные доводы рассыпались от этого простенького вопроса, который он задал самому себе: кому же поручить новый объект? В глубине души он знал, что выбор Михаила Ивановича был правилен. Из остальных сотрудников отдела одни были слишком далеки по специальности, другие, вроде Семена Родина или Агаркова, не имели достаточных навыков в лабораторной практике.

Стоило ему поставить себя на место директора — и он убеждался, что наиболее подходящей кандидатурой был именно он, Николай Корсаков.

«Ну и пусть, — еще с большим упрямством твердил он себе, — пусть будет по-вашему, меня можно заставить выполнить любую работу, но полюбить ее…» — Он вспомнил уверенность Ильичева, и фраза так и осталась незаконченной.

В лаборатории решение директора восприняли по-разному. Песецкий, инженер-механик, недавно демобилизованный из армии и ходивший еще в офицерском кителе, откровенно позавидовал Николаю. Он чувствовал себя в лаборатории не у дел, конструкторской работы не было, и Арсентьев держал его на подсобных заданиях.

— Эх и славная работенка вам досталась! По-моему, без механика здесь не обойтись, — уверял он, потирая сильные ловкие руки.

Лаборантка Люда, изнемогая от любопытства, расспрашивала, какой из себя Ильичев.

Электромеханик Юра, самоуверенный, щеголеватый паренек с длинными косыми бачками, покровительственно заявил, что такой прибор пустяки; тут же начал на пальцах объяснять свою идею, запутался, но, пе смущаясь, взялся изготовить его за три дня.

Лина Тимофеевна пристыдила его и первая пыталась утешить Николая.

В каждом, самом маленьком коллективе есть «добрая душа», к ней — общей утешительнице и советчице — каждый несет свои горести и обиды. Такой утешительницей была старший инженер-физик Анна Тимофеевна.

Муж Анны Тимофеевны погиб на войне, оставил ей большую семью, и семейные заботы теперь отнимали у нее много сил и времени. Анна Тимофеевна была хорошим практиком — и только, хотя когда-то на нее возлагали большие надежды. Она знала свой недостаток, но с годами смирилась с ним, сохранив от молодости благоговейное чувство к людям, «одержимым» наукой. «Одержимых» в институте было немало, первым среди них числился Семен Родин.

Николай мог просиживать с Семеном в лаборатории до поздней ночи, забывая про еду, тратить все свободные деньги на книги, мог отказаться от отпуска и в то же время умудрялся не пропускать ни одного матча на первенство Союза и сетовать на то, что ему нехватает времени ходить в бассейн и бегать на лыжах. Семен жил своей наукой. Его страсть к ней была чистая и нераздельная; за обедом он продолжал что-то чертить ножом на скатерти; читая газету, мог набрести на решение какого-нибудь уравнения.

Никто не переживал приказ директора так, как Семен Родин.

Он неистовствовал, он метался по комнатам лаборатории, тряс товарищей за плечи, заглядывал в глаза.

— Хорошо, предположим — прибор важнее, чем наша тема! — кричал он. — Допускаю. Ну, а человек, скажите мне, человек — разве дешевле, чем прибор? Неужели они не понимают, что коверкают человека? Когда все помыслы устремлены на окончание работы, столько замыслов… Эх! — Он отчаянно махал рукой: недоставало слов.

— Вы понимаете, Анна Тимофеевна, это все равно, что разомкнуть электрическую цепь под нагрузкой. А ты хорош, — набрасывался он на Николая, — разве так надо отстаивать свое дело?!

— Сразу видно, Семен Ильич, что вы не служили в армии, — усмехнулся Песецкий. Он недолюбливал сугубо штатские манеры Родина.

— При чем здесь армия? Николай поступил как баран, — кипятился Семен.

Анна Тимофеевна робко пыталась успокоить его: может быть, удастся закончить прибор раньше срока или попробовать вести работу над ним одновременно с их общей работой?

Николай вяло мотал головой. По своему характеру он не умел заниматься двумя делами --">