Ирина Александровна Велембовская - Тайна вклада

Гена вздрогнул: по скрипу снега ему показалось, что кто-то его догоняет. Ему почудился этот зануда Наймушин. Но шел какой-то совсем незнакомый человек, и Гена успокоился.

— Не скажете, который час? — спросил он у прохожего, хотя на руке были свои собственные часы: так хотелось Гене слышать сейчас человеческий голос.

4

История подходила к развязке. Как промаялся Гена в воскресенье, пусть знает только его душа. Час, когда нужно было идти получать свои, но в то же время не свои деньги, приближался.

От дежурной Гена узнал, что на билете можно сэкономить три с полтинником, если ехать рабочим поездом до Краснокамска, а оттуда уже брать на Москву. Так, оказывается, большинство отсюда и едет, не считая командированных, тем ни к чему. Сердце у Гены взыграло, он помчался на станцию, узнал, когда рабочий поезд, оставил на билет, остальное тут же в вокзальном буфете проел.

В понедельник он проснулся рано, но лежал тихо, не высовывая голову из-под одеяла. Курточка, которую он набросил сверху, ночью сползла на пол, и нужно было высунуть руку, чтобы ее поднять. Но Гена лежал неподвижно.

В дверь кто-то постучал. Или это дежурная, пришедшая оповестить, чтобы он поскорее освобождал койку, или это могла быть Маргарита. Возможно, она хотела его о чем-то предупредить. Гена спрыгнул с койки и открыл дверь. В коридоре стоял Наймушин.

— Ну чего тебе? — сурово спросил Гена.

— Здравствуйте!

— Здорово.

— Так это… Может быть, пойдем?

— Вот так и идти? — Гена показал на свои босые ноги.

— Зачем же?.. Я подожду.

Наймушин сел на табуретку и шапчонку свою зажал между коленями. «Сиротой прикидывается!» — подумал Гена. Но вид у Наймушина был очень замаянный. Опять он моргал.

Надевать на себя Гене особенно было нечего. Но он решил этот процесс елико возможно растянуть. Достал из дорожной сумки «Аэрофлот» подаренную коллективом электробритву.

— Я ведь еще и в столовую пойду, — предупредил он Наймушина.

Тот всем своим видом выразил, что согласен ждать. Гена брился и искоса поглядывал на Наймушина.

— Говорят, собак отстреливаешь? — спросил он, наслаждаясь своей властью над этим человеком.

Тот вздохнул.

— Собака-то больная была. Я мать предупреждал, что к ветеринару надо, а она сама лечила. Тут я как-то пришел, а со мной лайка была чужая, натаскивать взял. Этот черный шелудяк и кинулся на нее. Чего мне делать-то оставалось?

Гена всем своим видом показал, что такое объяснение его не удовлетворяет.

— Послушай, друг, — заискивая, сказал Наймушин, — ты поставь себя на мое место. Была бы у тебя мать…

— У меня матери нет, — вырвав вилку из штепселя, резко сказал Гена.

— А у меня вот была. Какой-никакой, я ей сын. Ты бы чужому уступил?

— Честно?

— Честно!

— Не уступил бы. Если бы мог. А ты не можешь. Наймушин побледнел и поднялся с табуретки.

— Неужели у вас в Москве все такие?

— Москва ни при чем.

— Значит, не отдашь?

— Излишний вопрос.

Вдруг Гена решил, что эту игру пора и кончать.

— Ладно, посиди еще. А я в туалет сбегаю. Оставив оторопелого Наймушина в одиночестве, Гена прикрыл дверь. Для виду еще немножко походил по коридору.

— Не соскучился? — спросил он, вернувшись в комнату. — А то вон радиоприемник. Выступает вокальный ансамбль «Аккорд».

— Ты деньги отдашь? — тихо спросил Наймушин.

— Я же сказал, что отдам.

— Ты не сказал…

— Разве?

Наймушин глядел на Гену потерянно.

— Иди, иди! — сказал Гена. — Займи очередь. Наймушин вскочил и пошел. В дверях оглянулся. Взгляд у него был умоляющий.

Свое расставание с домом приезжих Гена тоже оттянул насколько мог. Все равно рабочий поезд отходил только в три часа дня, и времени оставалось — девать некуда. Он сдал койку, сам снял и свернул постельное белье, снес его дежурной. Забрал у нее свой паспорт, посидел, поговорил и даже показал фотографию сына.

— И что за населенный пункт у вас! — сказал он. — Даже сувенира ребенку купить негде.

Дежурная вместо сувенира всыпала Гене в карман два стакана кедровых орехов. Это уже было что-то! Оставалось проститься.

Ходу до райтрудсберкассы было всего минут десять, но Гена отправился окружным путем. Он рассчитывал, что этими затяжками взвинчивает Наймушина, но и себя взвинтил порядком. Правда, утренняя прогулка — это совсем не то, что ночная: щемящей тоски Гена уже не испытывал. Сегодня он ехал домой, знал, --">