Николай Александрович Глебов - Бурелом

опустил постромки, кони остановились. Вал перестал вращаться, барабан умолк. Почуяв неладное, к спорщикам подошел Андриан.

— Вот полюбуйся на своего сынка, — показывая на Василия, язвительно произнес Лукьян. — Видишь ли, не хочу работать. А ваш хлеб кто будет молотить? А?

Андриан сумрачно посмотрел на сына.

— Давай как-нибудь робь до вечера, а завтра с утра я с Петром возьму вторые носилки. — Старший Обласов чувствовал правоту сына, но боязнь, что хлеб останется на току необмолоченным, заставила старого крестьянина стать на сторону хозяина. — Не канителься. Давай робь, — сказал он угрюмо сыну.

Не говоря ни слова, Василий взялся за носилки.

— Пошли, — зло бросил он Прохору.

Молотьба продолжалась.

ГЛАВА 2

Село Косотурье привольно раскинулось между озер, богатых рыбой и птицей. Распадалось оно на две части. В одной жили старообрядцы, или, как называли их в Зауралье, двоеданы; во второй — мирские — люди, за редким исключением, небогатые, знавшие одно — землю. Старообрядцы жили возле Камышного, заросшего густым непроходимым камышом, с редкими плесами и небольшими островками. Угрюмый вид озера дополнял ленточный бор, уходивший далеко в тургайские степи. Обнесенные высоким частоколом, с окнами, глядевшими во двор, массивными воротами, обитыми тонкими листами железа, с богатыми пристройками дома старообрядцев резко отличались от чистовцев, избы которых стояли на берегу озера Чистого.

Дом Лукьяна стоял в Камышном. Сложенный из толстого кондового леса, с двускатной крышей, небольшими окнами, похожими на бойницы, он напоминал укрепление. Внутренний вид комнат с тяжелой мебелью, некрашеным полом, со старинными в кожаных переплетах книгами, большим восьмиугольным крестом из меди, висевшим в переднем углу, говорил о строгих обычаях старины и неуклонной приверженности хозяина к старой вере. Разделяли дом большие теплые сени. В одной половине жил Лукьян с женой Митродорой и младшим сыном Нестором. Вторую половину занимал старший сын Савелий, женатый на иноверке. Что заставило богатого старообрядца Лукьяна дать согласие на женитьбу сына с Гликерией — дочерью сельского сапожника Ильи Черноскутова, — долго занимало умы косотурцев.

— Просто им даровую работницу надо было в дом. Савелий хворый, а Гликерия кровь с молоком, — говорили одни.

— Мог бы из двоеданок высватать, — отвечали другие.

— На двоеданках не выедешь, они, брат, с характером, а Гликерия что, известно — безответная, отец ей не защита. На одной-то ноге он немного наробит. Как пришел с японской, с тех пор за сабан не брался. Ладно, шилом ковыряет, а то бы есть нечего было. Ну и принудил девку выйти за Савелия. А он-то говорят, шибко смиренный, покорный отцу-матери, живет с Гликерией дружно. Не корит ее. — Тут косотурские кумушки многозначительно переглядывались. Им было известно о тесной дружбе Василия Обласова с Гликерией, когда та не была еще замужем. Наклонившись друг к другу, зашептали: — Бают, Василко-то тайком встречается с Гликерией.

— Ой, да не говори ты, — собеседница подвинулась ближе и слегка подтолкнула плечом соседку.

— Вот те крест, святая икона, — перекрестилась та и, вздохнув, подперла щеку рукой. — Опять как их судить? Савелий, говорят, телом хилый, а она баба, дай господь, красотой и умом не обижена. Савелий души в ней не чает. Ходит за ней, как теленок за подойником. Деверь относится к Гликерии уважительно, а сам-то Лукьян, сущий стратилат, Савелию хода не дает и на сноху волком глядит.

В том, что говорили о Сычевых, была известная доля правды. Савелий, высокий, худой, кожа да кости, работал вместе с женой на отцовской маслобойне, стоявшей во дворе дома.

Нестор — задиристый парень лет восемнадцати, был вожаком камышинских ребят, ни одна драка с чистовцами не обходилась без него. Он по-своему любил Савелия, жалел Гликерию и не раз заступался за нее перед отцом, а порой и выполнял непосильную для снохи работу.

— У тебя что, другого дела нет, что ли? — сердито спрашивал Лукьян сына, завидев его однажды с тяжелой бадейкой, полной ожимков, которые он нес скоту.

— Гликерии не под силу, — вытирая пот с лица, отвечал Нестор.

— Если не под силу, пускай оба с Савкой берутся за бадейку. Ишь какой радетель нашелся, бабу пожалел.

Стоявшая неподалеку Гликерия, услышав упреки Лукьяна, выхватила бадейку из рук растерявшегося Нестора и, блеснув глазами --">