Александр Павлович Филиппов - Когда сверкает молния

города. Что же сказать о нем, умершем? Воевал, работал, тащил нелегкую телегу века. Такими, как он, жива наша мать-земля. Народ в городе менялся, тем более секретари горкома. Одни уходили, другие приходили, а Вершинин оставался на месте. Вот и он, Сергей Семенович Акимов, после многолетней инструкторской суеты в обкоме приехал сюда на должность первого секретаря три года назад. И сколько еще проработает здесь — неизвестно. Он сознает, что такие, как он, уйдут в забвение, а Вершинина горожане забудут не скоро. Как же, первый колышек, первый дом, первая установка нефтехимического комбината — все связано с ним, первым прорабом.

Вот и минуты прощания подошли.

Секретарь положил руку на гроб, другую чуточку приподнял, давая понять столпившимся людям повременить опускать гроб с умершим в могилу. Он тихо заговорил.

Николай стоял в стороне, слушал и думал о своем, сокровенном.

В каком же году это было? Впрочем, давно, когда прораб и он одновременно въезжали в новый дом. Николай помогал перетаскивать пожитки соседа,из машины в квартиру. Вещей было не много, зато книжных полок и картонных коробок с книгами — предостаточно.

Нового соседа Колька Локтев знал хорошо, его, собственно, почти весь город знал, особенно старожилы. Обрадовался, когда увидел, что в этот же дом, куда он переселился из старой развалюхи всего три дня назад, вселяется и Павел Петрович. Потому он с такой охотой вызвался помочь соседу, хотя Вершинин просил его переждать с полчасика. Сейчас, мол, сходим на стройку, дадим знать ребятам из бригады и они мигом спроворят дело, честь по чести.

— Да зачем пережидать? Мы с шофером вдвоем мигом управимся!

Долго они возились после того, как перетащили пожитки на третий этаж, устанавливали полки, распаковывали книги, убирали по местам немудрящую посуду. И только когда присели передохнуть, прораб, спохватившись, вроде бы припоминая забытое, улыбнулся, спросил густым надтреснутым баском:

— Я, кажись, встречался с вами, молодой человек? Где-то, когда-то, а вот хоть убей — не помню. Давайте познакомимся. — И протянул ему руку. — Павел Петрович Вершинин.

— Локтев, Николай...

Они подошли к окну. За синими подмерзшими стеклами, подкрашенными с наружной стороны лучами падающего солнца, мельтешил снежок. Редкий и крупный, он летел к земле неторопливо, падал, перекрашивая все окрест в белый цвет. Недавно закончился рабочий день, и люди густым потоком шли по тротуарам.

Отойдя от окна, Павел Петрович прикрутил ножки к разборному полированному столу, придвинул две табуретки и наскоро соорудил холостяцкую трапезу. В старом китайском термосе был загодя припасен горячий, обжигающий чай.

— Водки, к сожалению, нет, — оправдывался хозяин. — Язва желудка, не пью совсем...

— У меня хотя и язвы нет, — улыбнулся Николай, — тем не менее, тоже не пью. Насмотрелся сызмалу на дурь других...

К чаю была ливерная колбаса. Она была с морозца, холодила во рту и даже поскрипывала на зубах мелкими льдинками.

— Соседей у нас не выбирают, кто выпал — с тем и живи. Хорошо это иль плохо?

Николай перебил:

— Хорошо, Павел Петрович. Мне особенно: я ведь из старой развалюхи сюда перебрался... Жена сейчас в роддоме. Она как узнала, что квартиру мне дали, так и заплакала. Вторая дочка родилась; первая, Леночка, в деревне у бабки. Сейчас и ее заберем.

Они, один вдовец, другой временный холостяк, сидели в неприбранной комнате, сумерничали, закусывая чем придется. Хозяин достал из полиэтиленового мешочка несколько соленых огурчиков, нарезал большими кусками черствый хлеб, вытащил откуда-то кирпичики плавленных сырков.

— Ты давай закусывай, ешь, тоже ведь одинок. Правда и поесть-то толком нечего, в магазинах шаром покати...

— Я в последнее время чаще в столовой питаюсь, там удобнее, — откликнулся на разговор Николай.

— Может и удобнее, да там тоже не рай: готовят больно уж плохо...

Кинув в рот дольку успевшей подтаять ливерной колбасы, он смачно откусил хрустнувший огурец и лукаво прищурил глаза:

— Мы-то успели пожить в свое удовольствие. Немного, но пожили. Бывало придешь в магазин — прилавки ломятся от обилия: мяса завались, колбас — каких только сортов нет! Лично я охотничью обожал. Была тогда такая — тоненькая, копченая — вкуснятина! А этих ветчин всяких, а селедок!.. Банки с крабами так те вообще никто не покупал, игно-ри-ро-ва-ли... Теперь и пожрать-то толком невозможно.

— Это из-за войны! — вставил нерешительно --">