Владимир Федорович Рублев - Семья

понять, что отныне не позволит сделать ни одного шага без его согласия и одобрения.

В этот вечер она сидела у окна долго; тяжесть в сердце была сегодня как-то по-особенному мучительна. Мать не раз заходила в ее темную комнату и, глядя на вырисовывающийся у окна неподвижный силуэт дочери, вздыхала, но заговорить не решалась. Юлия Васильевна считала, что дочь незаслуженно оскорбили. В первые дни после разговора Тамары с отцом она пыталась успокоить дочь, но Тамара отнеслась к этим попыткам довольно отчужденно: ей хотелось сейчас не заискивающих, ласковых слов утешения, в ее душе зрела потребность высказаться хорошему, сильному человеку. Ей хотелось сказать этому человеку, что, может быть, она и действительно в чем-то виновата, но что в ее сердце есть много хорошего, а никто по-настоящему — убедительно и настойчиво — не потребовал от нее, чтобы она делала в жизни только хорошее.

На улице становилось все темней, пока наконец не установилась ночь, безлунная, но не очень темная зимняя ночь. На фоне снежных заносов глаз различал и дома, и очертания близкого леса, и мутный массив скал, громоздящихся над заснеженной рекой. Вот по улице группами и в одиночку начали проходить люди. «Из клуба», — подумала Тамара, и ей вдруг захотелось встретиться с Аркадием, который, как она знала, снова принимал участие в работе драмкружка. Она не раз после злополучной поездки в Шахтинск мельком видела Аркадия, но решимости подойти к нему не нашла, а он старательно избегал встреч.

«Нет, так дальше нельзя... — быстро одеваясь, думала она. — Пусть я не права, но он тоже поступает нехорошо... Надо объясниться с ним и решить раз и навсегда: как нам быть...».

Тамара постояла у дома, ожидая, когда приблизится новая группа молодежи, но Аркадия среди них не было.

Она вышла на дорогу и медленно пошла в сторону клуба. Навстречу проходили парни и девушки, но Аркадия все не было, и на сердце Тамары росла тревога: может быть, он уже прошел или вообще не был в клубе?

— Тамара!

Голос был знакомый. Увидев приближающегося человека, Тамара вздрогнула: Тачинский.,

— Уезжаю я... — быстро заговорил он, беря ее за руки. — Не мог не проститься с тобой. Тамара... Понимаешь, уезжаю!

— Ну и... езжайте... — равнодушно сказала Тамара, а в душе ее нарастало чувство острой неприязни к этому человеку.

— Эх, Тамара... — выдохнул Тачинский. — Ты же понимаешь, что я не могу без тебя, что ты для меня все!

— Довольно... — резко сказала она, отстраняясь от него. — Я... я не хочу с вами больше говорить...

И в этот момент мимо них прошел Аркадий. Вероятно, он заметил Тамару, потому что на миг остановился, но, узнав Тачинского, быстро зашагал дальше.

— Аркадий! — рванулась к нему Тамара, но он словно растаял в ночной темноте.

— Ну вот... и все... — прошептала Тамара и, оставив Тачинского, медленно пошла по улице. И неожиданно остановилась. Почти подбежав к Тачинскому и, задыхаясь от охватившего ее негодования, она крикнула:

— Это все вы! Вы, со своей... шикарной жизнью!.. — и, не помня себя, подступила вплотную к опешившему Марку Александровичу. — Наплевать мне на все ваши мечты, слышите? Я любила, люблю и буду до конца жизни любить Аркадия, а вас... — она не договорила, махнула рукой и быстро пошла к дому Комлевых.

И Тачинский понял, что это — конец, перед ним новая, уже неизвестная ему Тамара, которую ему так и не понять.

20

Аркадий быстро прошел в свою комнату и вскоре затих там. Это удивило и обеспокоило Генку. Придерживая больную руку, он прошел к Аркадию.

Тот одетый лежал на койке, прищурив глаза и злобно сжав губы, и даже не посмотрел на Геннадия, занятый своими думами.

— Ты был прав... — вдруг сказал он, не глядя на Геннадия. — Она снова с Тачинским... Собираются уезжать...

В комнате повисло тягостное молчание. Что мог сказать Геннадий? Они уже о многом поговорили в эти дни, которые Геннадий вынужден был по настоянию врача проводить дома.

— Что ж, хорошего я и не ждал... — снова разорвал тишину тихий голос Аркадия. — Но я ее люблю... Да, об этом уже не умолчишь...

Где-то в доме стукнула дверь, затем послышались быстрые шаги, и в комнату скорее вбежала, чем вошла Тамара. Увидев Геннадия, она отвернулась, пряча возбужденное лицо, и он понял, что ему надо уйти, понял что именно в этот вечер они и решат все сами... И он уже почти угадал, как они все это решат, потому что не угадать и не почувствовать это было нельзя,

Геннадий вздохнул, медленно вышел из --">