Александра Никитична Анненская - Надежда семьи

Елизавете Ивановне, — те деньги, что папенька взял себе, уйдут на пустяки: на лошадок да на солдатиков для братьев. А мне бы так хотелось побывать у Петровой! У нас все девочки уже несколько раз бывали на балах, а я даже не знаю, что такое бал! Если бы папенька подарил мне свои десять рублей, да вы дали бы мне рубля два-три, так, пожалуй, мне и хватило бы.

И вот желание Маши исполнилось. Елизавета Ивановна скрепя сердце пошла с ней по магазинам покупать необходимые для бала вещи. Тринадцати рублей, которые просила сначала девочка, оказалось далеко недостаточно: одно платье стоило пятнадцать рублей, да к нему понадобился широкий пояс из лент, да перчатки, да новые ботинки, да убор головы у парикмахера. Маша с необыкновенным оживлением распоряжалась всеми приготовлениями к предстоящему удовольствию, она была весела, как птичка, и нарочно старалась не замечать грустных взглядов, которые бросал на нее отец, и того неудовольствия, с каким мать отдавала ей рубль за рублем из своего сокровища. Больше половины денег, полученных Иваном Алексеевичем в награду, пришлось истратить на ее прихоти, остальные пошли на уплату долгов да на покупку дров; о подарках младшим детям, о том, чтобы доставить какое-нибудь удовольствие самим себе ни отец, ни мать не могли и думать.

Настал вечер сочельника. В восемь часов к домику Смирновых подъехала карета, — это одна из Машиных подруг заехала взять ее с собою. Маша, целый час перед тем вертевшаяся перед зеркалом, охорашивая свой наряд и любуясь собой, наскоро попрощалась с родителями и побежала садиться в карету. Отец и мать стояли у окна и провожали ее глазами. Мальчики приютились тут же и с любопытством поглядывали и на отъезжающую сестру, и на ярко освещенные окна противоположного дома.

— Папа, — вскричал шестилетний Миша, — смотри-ка, там, напротив, уж зажгли елку! Когда же ты нам подаришь игрушки? Теперь пора!

— Я уж очистил на столе место для солдатиков, — сказал Вася, заискивающими глазами поглядывая на отца.

Ивану Алексеевичу было очень тяжело, что он обманул надежды детей, что он ничем не мог порадовать их.

— Милые мои! — с усилием выговорил он. — Нет у меня для вас игрушек, потерпите, когда-нибудь я и вас потешу! — И он отвернулся, чтобы не видеть грустно недоумевающего выражения, с каким дети слушали его слова, чтобы не видеть слез, брызнувших из глаз их.

— Да, нечего сказать, не так думали мы встретить нынче праздник! — со вздохом проговорила Елизавета Ивановна. — Зато дочка-барышня в карете поехала!

— Не сердись на нее, — кротко заметил Иван Алексеевич, — ведь она еще ребенок, сама не понимает, что делает; вырастет большая, за все нас вознаградит!

— Ах, полно, пожалуйста, не говори ты мне этого! — вскричала Елизавета Ивановна. — Уж если теперь у нее нет никакого желания потешить чем-нибудь маленьких братьев или избавить от лишней работы отца с матерью, так большая вырастет — еще хуже будет! Теперь она стыдится перед такими же девчонками, как сама, признаться, что отец ее бедный, а вырастет — и отцом не захочет считать бедного человека!

Иван Алексеевич опустил голову.

— Господи, неужели это правда?! — тихо прошептал он. — А ведь я так люблю ее! — И он сам не заметил, как две слезы медленно скатились по щекам его.

Итак, Маша была на балу у своей подруги и была в настоящем бальном платье. Она одна из всей семьи встречала праздник среди веселья. Но было ли ей самой весело?..

--">