Андрей Ефимович Зарин - Приманка на кровь

метнувшись по воздуху, ухватил свободную трапецию и вскочил на площадку рядом с Гелотти.

-- Галло! -- и метнувшись снова, он опять птицею перелетел над ареною цирка, и уже стоял на своей площадке, кланяясь и вытирая платком руки.

-- Браво, Гаэтано! -- заревел кто-то сверху.

-- Браво, браво! -- и со всех сторон стали кричать и хлопать.

Гаэтано снова притянул к себе трапецию и потер руки тальком.

Цирк замер.

-- Верно, теперь, -- прошептала Симочка, бледнея.

-- Галло! -- раздался среди наступившей тишины возглас Гаэтано, и все зрители вскрикнули вслед за ним в один голос, но никакой катастрофы!

Он только перевернулся в воздухе, перелетая с одной трапеции на другую.

-- Галло! -- и то же самое назад. Он выпустил трапецию, сделал в воздухе полный оборот и снова уже стоял на своей площадке, спокойный, улыбающийся, вытирая руки платком, а трапеции плавно качались в воздухе, то сближаясь, то расходясь.

Среди публики пробежал возбужденный шепот.

-- Что это? -- спросила Римочка. -- Смотрите, верно -- теперь.

Действительно, что-то готовилось. Гелотти ушел, и площадка была убрана.

Друзья суетились внизу, подняв кверху головы, а Гаэтано сверху, перегнувшись с площадки, отдавал им приказания.

И вот, друг за другом, сверху начали обрываться и опускаться трапеции, одна ниже другой.

Гаэтано крикнул и ловким прыжком сел на свою трапецию. Площадку, на которой он стоял, убрали в сторону, и он витал теперь над ареною на высоте 8 саженей, беспечно вытирая руки, приложась плечом к колеблющейся веревке трапеции.

Потом он решительным движением бросил платок вниз, сел посередине палки и ухватился руками за веревки. Музыка заиграла.

Он начал качаться, делая все большие и большие размахи.

-- Раскачается, и трах! -- сказал носатый гимназист.

-- Молчи! -- остановил его товарищ, и все замерло.

Размахи трапеции все увеличивались. Он вдруг перевернулся и повис на упругих руках, выгнул стройное тело, словно летая по воздуху.

-- Ах! -- воскликнула генеральша и закрыла глаза.

Он оторвался от трапеции полетел вниз, а когда генеральша открыла глаза, он уже держался за другую и раскачивался на ней.

И снова перелет через всю арену и на конце широкого взмаха он снова полетел вниз, схватываясь за палку следующей трапеции, и раскачивался снова. Наконец, с громким возгласом он выпустил последнюю трапецию и, перевернувшись два раза в воздухе, стал на арену и поклонился публике, вверху раздались оглушительные рукоплескания, но сидящие внизу с недоумением переглянулись и деланно улыбнулись.

Губернаторша резво поднялась с места и оставила ложу.

Вихрястый с яростью поднял руку с зажатым карандашом.

-- Что же это он? Обман, мошенничество?..

-- Прохвост, а не репортер, -- шипел редактор.

-- Но он так уверил меня, -- начал Вихрястый и вдруг, вспомнив ускользнувшие от него брюки, заскрипел зубами. -- Я же покажу ему!

-- Возмутительно, -- продолжал бурчать генерал, -- наглый обман.

-- В Америке потребовали бы деньги обратно, -- сказал белобрысый чиновник.

-- И хорошо, что надул! -- сказал носатый. -- Давай, братцы, вызовем его!

-- Валяй! Га-э-та-но! -- заревели с галереи.

Только галерея отнеслась иначе к окончанию головоломных полетов.

-- Подлец этакий! -- выругался жандармский ротмистр, -- два рубля вытащил! -- и тут же обратился к знакомому чиновнику, -- пойдем что ли в "Бристоль", промажем партийку?

-- Пойдем, -- согласился чиновник.

VI.

Цирк опустел. Публика расходилась и разъезжалась, возмущенная "обманом" и в душе чувствуя себя одураченной.

И едва цирк очистился от публики, как братья Alex с Ермолаем и его помощниками втащили на арену стойки, уложили на них доски и торопливо стали таскать бутылки и свертки:

Артисты переоделись и столпились вокруг стола.

-- Здорово! -- хрипел Франц Тонти. -- Полный сбор! Хи-хи-хи!

-- Молодец, душка, Матвей Степанович! -- кричала Вампа.

-- За здоровье Гаэтано! Ура! -- и все полезли чокаться и целоваться с счастливым Воробьевым,

--">