Михаил Николаевич Волконский - Жанна де Ламот

его интересовало, известно ли это самое Беспалову или тому, кто ему дал это поручение?

— Итак, вы купили молитвенник на том основании, что это — ваша государственная тайна? — начал Люсли, когда Орест опрокинул три рюмки водки, причем, первую закусил кусочком черного хлеба с солью, а после второй и третьей только понюхал корочку.

— Да-с, это — тайна, так сказать, впрочем не такая уж и сокровенная, — заявил Беспалов, заметно подобрев после выпитой им водки.

— А в чем тут дело? — подзадорил его Люсли.

— Все дело тут в том, что оный молитвенник составляет до некоторой степени семейную реликвию…

— Вашу?!

— Нет, не мою, но лица, мною покровительствуемого…

— Вы кого-нибудь покровительствуете?

— То есть, положим, что это выражение не совсем подходящее, потому что правильнее было бы сказать, что мы с ним просто в отличных, даже дружеских отношениях…

— Как же его зовут?

— Его полное имя — Александр Николаевич Николаев, а в аристократическом обществе все его зовут сокращенно — Саша Николаич…

— И этот молитвенник составляет его фамильную реликвию?

— Совершенно верно, — этот вопрос, похоже, ничуть не смущал Беспалова, и потому он, не задумываясь, продолжал: — Этот молитвенник некогда принадлежал аббату Жоржелю, ставшему впоследствии…

— …кардиналом Аджиери, — подсказал Люсли, не выдержав.

— Вот-вот, кардиналом Аджиери, оно самое.

— Так какое же отношение имеет кардинал Аджиери к господину Николаеву?

— Так он ни более, ни менее, как отец этого господина Николаева.

— Так Николаевич — сын кардинала?!

— Да, и еще одной русской графини, то есть, вернее, одной бывшей графини, а теперь просто госпожи Дюплон…

— Это что-то очень сложное…

— Да, история очень длинная и непростая; это, смело можно сказать, не медведь в трубку начхал… Романея… печальная романея!..

— Как вы сказали?

— Я говорю, романея, то есть романтическое происшествие, и если вы — писатель или хотя бы желаете стать таковым, не сможете заимствовать готовый сюжет…

— Расскажите, пожалуйста…

Орест Беспалов покачал головой.

— Если все рассказывать, так в этом графинчике водки не хватит…

— Вы не беспокойтесь, я велю подать еще, — заявил Люсли, после чего налил и себе рюмку водки и выпил ее приемом человека, тоже умеющего обращаться с этим напитком.

— Тогда извольте, — согласился Орест — Надобно вам сказать, что я жил в так называемой своей семье, которая состояла из четырех человек: меня, то есть Ореста Беспалова, моего брата, слепого Виталия, молодой девицы, воспитанницы, или приемной дочери, Марии, и нашего отца, титулярного советника в отставке Власа Семеновича Беспалова. Сей почтенный гражданин земли русской разгуливал больше по дому с трубкой и в халате. Слепой Виталий сидел в углу и мечтал о том, сколько миллиардов ему нужно для исполнения его мечтаний. Девица Мария, отличавшаяся необыкновенной красотой, брала работу — шитье от различных лиц аристократического происхождения — и тем увеличивала наш скромный бюджет… Я по преимуществу ходил в трактир и играл там на бильярде…

— Да что вы все про себя рассказываете? Вы мне расскажите про Александра Николаева и про молитвенник…

— Дойдет дело и до всего этого. Вы только следите внимательно за нитью моего рассказа, а также за тем, чтобы была в графинчике водка…

Люсли велел принести еще водки.

Глава V Рассказ Ореста

— Титулярный советник Влас Семенович Беспалов, в сыновьях которого я имею честь состоять, — продолжал Орест, — обладал домишком весьма низменного, правда, свойства, но все-таки довольно приличного для местожительства нашего, извините за выражение, семейства. Досточтимый мой родитель нашел, что наше обиталище несколько просторно, и что имеется возможность сдавать одну комнату, хотя, заметьте, я, Орест Беспалов, имел свое логовище в проходном коридорчике за шкафом. Как сейчас помню это время. Родитель сам написал на куске бумаги: «Сдается комната со всеми удобствами», сам сварил и клейстер и, не пожалев его, наклеил эту бумагу с надписью на окно, и вот эту-то комнату и занял упомянутый уже мною Александр Николаевич Николаев, с которым впоследствии я сошелся так, что не могу упустить случая, простите, выпить за его здоровье.

Орест налил себе еще водки, выпил, а потом опять заговорил:

— Господин Николаев был молодым человеком, блиставшим, --">