Михаил Алексеевич Кузмин - Несобранная проза

лилипуты. Погладила морковку, поцеловала запонки, перевела на Берлин. Пойте, пойте, м. б., звук аплодисментов заглушает их голоса. Вспоминает ли ее, ее деньги, по крайней мере? Глаза Розы подернулись влагой, морковки не видно. Еще, еще! скоро музыка прекратится. Левой рукой берет она стакан, секунду смотрит на него, пьет и устраивается поудобнее на диване, не снимая с ушей трубок. Пойте, пойте, пока я не сплю. Какой розовый свет от лампочки!

Ида Марковна вскрикнула не своим голосом, дотронувшись до холодной руки Розы. Доктора исследовали остатки жидкости в стакане, ломали голову над происхождением двух разных запонок, но о существовании морковки никто даже не предполагал.

§ 10. Конец случая.

В. Н. никак не мог перестать удивляться. Не будучи в состоянии никуда себя пристроить, он изнывал и стал поговаривать об отъезде.

С. А. последнее время заметно оживилась. Она будто не смотрела в будущее. Положим, она и раньше в него не заглядывала, а то, пожалуй, повесилась бы. Теперь она не повесилась бы, но если бы рассудила логически о своей судьбе, м. б., утопилась бы. К счастью, она освободилась от логики.

Фома перестал оставлять мыло на мокром умывальнике, каждый день диктовался и даже дал доказательство русского гения и изобретательности. Он целиком склеил разбитую им чашку. Соня с торжеством вынесла ее в столовую и поставила перед В. Н. Тот первый обратил внимание на особенность работы Хованько. Дело в том, что, составляя в точности прежнюю сторону чашки, Фома так склеил куски, что барабанщик оказался сидящим на бюсте Жозефины. У императрицы вместо головы торчал барабан, а лицо ее пропало бесследно. Все переглянулись.

– Но это еще труднее было сделать, не нарушая фасона, – защищала С. А. своего ученика.

– Да, но это нелепо и безобразно, как ты этого не понимаешь? И так во всем. Это же доказательство. Вообще, я очень рад, что завтра еду. Я вам не ко двору, а если б и пристроился куда-нибудь, так это было бы вроде барабана вместо головы императрицы. Или вы все с ума сошли, или я сумасшедший. Я чувствую себя самым глупым образом, как какая-нибудь пария или идиот, или еще хуже… я уж не знаю, с чем сравнить, как какой-нибудь… Тургенев.

– Это уже прогресс! – заметила Соня, но Полухлебов замахал на нее руками.

Комментари

Отличительный признак. Ж. Огонек 1915/28:13–15.

Прогулки, которых не было. Ж. Аргус 1917/3:19–28.

Федя-фанфарон. Ж. Аргус 1917/6:33–48; 1917/7: 33–51.

Английское семейство. Ж. Огонек 1917/7:100–104.

Воображаемый дом. Ж. Аргус 1917/11-12:66–80.

Папаша из дымовой трубы. Ж. Москва 1918/1:8-12.

Шелковый дождь. Альм. Эпоха, кн. 1, 1918:99-135.

Княгиня от Покрова. Ж. Нива 1918/10:157–159; 11:170–174;12:188–190.

Два чуда. Альм. Творчество 5–6, Харьков 1919:9-12.

Невеста. Римский рассказ. Ж. Москва 1920/4:4–6.

Из записок Тивуртия Пениля. Альм. Дом искусств № 1, 1921:14–20.

Римские чудеса. Главы из романа. Альм. Стрелец 3, 1922:8-22.

Подземные ручьи. Альм. [?] Новая Россия, Петроград-Москва 1922:23–38.

Талый след. Альм. Часы, Час первый, 1922:8-29.

Снежное озеро. Альм. Завтра № 1, 1923:20–34.

Голубое ничто. Альм. Петроград № 1, 1923:122–130.

Златое небо. Альм. Абраксас [№ 3] февраль, 1923: 4-10.

Печка в бане. Кафельные пейзажи. Печатается по машинописи с поправкой явных опечаток. На машинописи стоит: «На память дарю рукопись В. Г. Панфилову. М. Кузмин. 1928.» Впервые напечатано в альм. Аполлон-77, Париж 1977:191–193.

Пять разговоров и один случай. При жизни Кузмина не было напечатано. Опубликовано проф. Жоржем Чероном в Wiener slawistischer Almanach, т. 14, 1984:372–382.

--">