Иван Сергеевич Тургенев - Яков Пасынков

С этими словами высокий господин вышел. Софья Николаевна обратилась ко мне.

— Как давно мы не видались! — проговорила она. — Сядьте, прошу вас…

Мы сели. Я посмотрел на нее… Увидеть после долгой разлуки черты лица, некогда дорогого, быть может любимого, узнавать их и не узнавать, как будто сквозь прежний, все еще не забытый облик — выступил другой, хотя похожий, но чуждый; мгновенно, почти невольно заметить следы, наложенные временем, — все это довольно грустно. «И я, должно быть, также изменился», — думает каждый про себя…

Впрочем, Софья Николаевна не очень постарела; но когда я видел ее в последний раз — ей минул шестнадцатый год, а с тех пор прошло девять лет. Черты лица ее стали еще правильнее и строже; они по-прежнему выражали искренность чувств и твердость; но вместо прежнего спокойствия в них высказывалась какая-то затаенная боль и тревога. Глаза ее углубились и потемнели. Она стала походить на свою мать…

Софья Николаевна первая начала разговор.

— Переменились мы оба, — начала она. — Где вы были все это время?

— Скитался кой-где, — ответил я. — А вы все в деревне жили?

— Большею частью в деревне. Я и теперь здесь только проездом.

— Что ваши родители?

— Матушка моя скончалась, а батюшка все в Петербурге; брат на службе; Варя с ними живет.

— А ваш супруг?

— Мой муж? — заговорила она несколько торопливым голосом, — он теперь в южной России, на ярмарках. Он, вы знаете, всегда любил лошадей и конский завод у себя завел… так вот для этого… он лошадей теперь покупает.

В это мгновение вошла в комнату девочка лет восьми, причесанная по-китайски, с очень острым и живым личиком, с большими темно-серыми глазами. Увидев меня, она тотчас отставила свою маленькую ножку, проворно присела и подошла к Софье Николаевне.

— Вот, рекомендую вам, моя дочка, — сказала Софья Николаевна, тронув девочку пальцем под кругленький подбородок, — никак не хотела дома остаться — упросила меня взять ее с собой.

Девочка окинула меня своими быстрыми глазами и чуть-чуть прищурилась.

— Она у меня молодец, — продолжала Софья Николаевна, — ничего не боится. И учится хорошо, за это я должна ее похвалить.

— Comment se nomme monsieur?^[5] — спросила вполголоса девочка, нагнувшись к матери.

Софья Николаевна назвала меня.

Девочка опять на меня взглянула.

— Вас как зовут? — спросил я ее.

— Меня зовут Лидией, — ответила девочка, смело глядя мне в глаза.

— Вас, должно быть, балуют, — заметил я.

— Кто меня балует?

— Как кто? да, я думаю, все, начиная с ваших родителей. (Девочка молча посмотрела на свою мать.) Я воображаю, Константин Александрыч… — продолжал я.

— Да, да, — подхватила Софья Николаевна, между тем как дочка ее не спускала с нее внимательного взора, — муж мой, конечно… он очень любит детей.

Странное выражение промелькнуло в умном личике Лидии. Ее губки слегка надулись; она потупилась.

— Скажите, — поспешно прибавила Софья Николаевна, — ведь вы здесь по делам?

— По делам… И вы также?

— И я… В отсутствие мужа, вы понимаете, поневоле займешься делами.

— Maman!^[6] — начала было Лидия.

— Quoi, mon enfant?^[7]

— Non — rien… Je te dirai après^[8].

Софья Николаевна усмехнулась и пожала плечом.

Мы оба помолчали, а Лидия с важностью скрестила руки на груди.

— Скажите, пожалуйста, — начала опять Софья Николаевна, — помнится, у вас был приятель… как его бишь звали? такое доброе у него было лицо… он все стихи читал; такой восторженный…

— Не Пасынков ли?

— Да, да, Пасынков… где он теперь?

— Он умер.

— Умер? — повторила Софья Николаевна. — Как жаль!..

— Я его видала? — спросила торопливым шепотом девочка.

— Нет, Лидия, не видала. Как жаль! — повторила Софья Николаевна.

— Вы жалеете о нем… — начал я, — что ж, если б вы его знали, как я знал его?.. Но позвольте спросить, почему вы заговорили именно о нем?

— Так, не знаю, право… (Софья Николаевна опустила глаза.) Лидия, — прибавила она, — ступай к своей няне.

— Ты меня позовешь, когда можно будет? — спросила девочка.

— Позову.

Девочка вышла. Софья Николаевна обратилась ко мне:

— Расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете о Пасынкове.

Я начал рассказывать. Я очертил в кратких словах всю жизнь моего друга, постарался, насколько сумел, изобразить душу его, описал его последнюю встречу со мною, его кончину.