Федор Михайлович Достоевский - Идиот - русский и английский параллельные тексты

FYODOR DOSTOEVSKY Федор Михайлович Достоевский THE IDIOT ИДИОТ PART ONE ЧАСТЬ ПЕРВАЯ I I. Towards the end of November, during a warm spell, at around nine o'clock in the morning, a train of the Petersburg-Warsaw line was approaching Petersburg at full steam. В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. It was so damp and foggy that dawn could barely break; ten paces to right or left of the line it was hard to make out anything at all through the carriage windows. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона. Among the passengers there were some who were returning from abroad; but the third-class compartments were more crowded, and they were all petty business folk from not far away. Из пассажиров были и возвращавшиеся из-за границы; но более были наполнены отделения для третьего класса, и все людом мелким и деловым, не из очень далека. Everyone was tired, as usual, everyone's eyes had grown heavy overnight, everyone was chilled, everyone's face was pale yellow, matching the color of the fog. Все, как водится, устали, у всех отяжелели за ночь глаза, все назяблись, все лица были бледножелтые, под цвет тумана. In one of the third-class carriages, at dawn, two passengers found themselves facing each other just by the window-both young men, both traveling light, both unfashionably dressed, both with rather remarkable physiognomies, and both, finally, willing to get into conversation with each other. В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира, - оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор. If they had known what was so remarkable about the one and the other at that moment, they would certainly have marveled at the chance that had so strangely seated them facing each other in the third-class carriage of the Petersburg-Warsaw train. Если б они оба знали один про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг против друга в третьеклассном вагоне петербургско-варшавского поезда. One of them was of medium height, about twenty-seven years old, with curly, almost black hair, and small but fiery gray eyes. Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми, маленькими, но огненными глазами. He had a broad, flat nose and high cheekbones; his thin lips were constantly twisting into a sort of impudent, mocking, and even malicious smile; but his forehead was high and well formed and made up for the lack of nobility in the lower part of his face. Нос его был широки сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица. Especially notable was the deathly pallor of his face, which gave the young man's whole physiognomy an exhausted look, despite his rather robust build, and at the same time suggested something passionate, to the point of suffering, which was out of harmony with his insolent and coarse smile and his sharp, self-satisfied gaze. Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом. He was warmly dressed in an ample lambskin coat covered with black cloth and had not been cold during the night, while his neighbor had been forced to bear on his chilled back all the sweetness of a damp Russian November night, for which he was obviously not prepared. Он был тепло одет, в широкий, мерлушечий, черный, крытый тулуп, и за ночь не зяб, тогда как сосед его принужден был вынести на своей издрогшей спине всю сладость сырой, ноябрьской русской ночи, к которой, очевидно, был не приготовлен. He was wearing a rather ample and thick sleeveless cloak with an enormous hood, the sort often worn by winter travelers somewhere far abroad, in Switzerland or northern Italy, for instance, certainly not reckoning on such long distances as from Eydkuhnen1 to Petersburg. На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где-нибудь далеко за границей, в Швейцарии, или, например, в Северной Италии, не рассчитывая, конечно, при этом и на такие концы по дороге, как от Эйдкунена до Петербурга. But what was proper and quite satisfactory in Italy turned out to be not entirely suitable to Russia. Но что годилось и вполне удовлетворяло в Италии, то оказалось не совсем пригодным в России. The owner of the cloak with the hood was a young man, also about twenty-six or twenty-seven years old, slightly taller than average, with very blond, thick hair, sunken cheeks, and a sparse, pointed, nearly white little beard. Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. His eyes were big, blue, and intent; their gaze had something quiet but heavy about it and --">