Антон Алексеевич Алеев (Алексеев) - Подорожная вечности

Александр Евгеньевич. Правда, заочно. Она мне о вас говорила.

Мареев смотрел непонимающе. Слишком инертной стала его память. И слишком замедленными рефлексы.

Сергей откинул кусок белой ткани, прикрывающей содержимое грибной корзинки, уверенно вынул из нее большой автоматический пистолет с глушителем, встал на ноги и поднял оружие на уровень головы Мареева.

Они стояли некоторое время, как в застывшем кадре. Прямо посреди перекрестка. Пистолет в вытянутой руке Сергея отсвечивал на выглянувшем солнце темно–синим.

— Только я никогда не называл ее Ребенком, — сказал Сергей и нажал на спусковой крючок.

Мареев успел подумать о многом. О том, что все происходит не по–настоящему и не с ним. О том, что как причудливо иногда бегут тени по потолку. О том, что его боль через мгновение взорвется проникающим белым взрывом. О необходимости заслониться рукой или ладонью. И еще о многом, о том, чего не высказать словами, а можно лишь вспомнить… И о том, конечно, что он снова, как и всегда, оказался прав.

Постскриптум

Я никогда не был знаком с девушкой, которую мой клиент называл Ребенком. Я никогда не служил в армии. Во всяком случае, в той, что называется срочной. Сергей — всего лишь оперативное имя, псевдоним, необходимый для выполнения задания.

Странно, что я так поступил. Я никогда не испытывал никакой сентиментальности к своим жертвам. И уж совершенно точно, я ни на йоту не поверил в раскаяние этого беспринципного и зарвавшегося негодяя. Я изучал его дело и нигде ни разу не увидел проблесков взбудораженной совести. Только головы, по которым он шел, и кости, на которых он танцевал… И все же я дал ему шанс поверить, что все произойдет из–за единственного человека, который, возможно, был ему небезразличен. Я подарил ему эти полсекунды. Не знаю, зачем. Как последнюю волю приговоренного, придуманную палачом. Возможно, это зачтется. Только вот где и кем?

Я смотрю на стрелку на часах. Как она переваливает за полночь, словно нарушитель границы. Я стою посреди пустой комнаты с пистолетом в руке и в последней степени готовности. Я весь превращаюсь в слух и, как радар, пронизываю пространство вокруг себя невидимыми лучами. В комнате только старый будильник. Он отмеряет вечность своим тиканьем. Прошло тринадцать часов и двадцать минут с тех пор, как я прошел по дороге. Клиент говорил, что рекорд равняется четырнадцати.

Поэтому я жду.

--">