Александр Иванович Герцен - Былое и думы. Части 1–5

думах. А для Герцена такой жизнью могла стать только жизнь русского революционера.

Эмиграция (1847 г.), открытое объявление войны царизму, создание в Лондоне в начале 50-х годов вольной русской печати, издание альманаха «Полярная звезда», а с 1857 года газеты «Колокол» определили новый важнейший период деятельности Герцена. И не случайно тогда же, когда он готовился обратиться со свободным словом к России, Герцен приступил к «Былому и думам». Ибо найден был тот жизненный, проверенный делом фундамент, который давал право углубить и расширить давно задуманный роман о русском революционере и мыслителе. Поэтому всякая попытка отделить в авторе и герое «Былою и дум» революционера от чело-века была бы насильственной.

«Былое и думы» раскрывают и человека и писателя. Для читателя это открытие и данной замечательной личности, и, неотрывно от нее, тех могучих общественных сил истории, которые отразились и воплотились в человеке.

Недаром Герцен сказал в предисловии к пятой части «Былого и дум», что это произведение представляет собой «отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге».

Перед нами предельно откровенная история духовного, нравственного и идейного развития человека, действительно постоянно «встречавшегося» с историей, с важнейшими силами, событиями, идеями и деятелями того ее отрезка, который начинается на склоне 20-х и заканчивается на исходе 60-х годов XIX века.

В самом деле, еще в юности Герцен, ровесник Отечественной войны 1812 года, завязывает отношения с такими видными представителями старшего, пушкинского поколения, поколения декабристов, как М. Ф. Орлов и П. Я. Чаадаев. В 40-х годах он в центре дружеского кружка с Н. П. Огаревым, В. Г. Белинским, М. А. Бакуниным, со знаменитым историком Т. Н. Грановским, с великим актером М. С. Щепкиным. Вместе с тем он находится в сложных взаимоотношениях с такими лидерами славянофильства, как К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин, А. С. Хомяков, братья Киреевские — всё обострявшиеся идейные конфликты помешали изначальной симпатии к некоторым из них перейти в дружескую близость.

Покинув в 1847 году Россию, Герцен играет крупную роль среди таких деятелей международного демократического движения, как Виктор Гюго, Ворцель, Кошут, Гарибальди, Маццини, Оуэн, Прудон, Луи Блан, Ледрю Роллен, Феликс Пиа, Гервег и многие другие.

В 60-х годах в борьбе с царизмом Герцен находится по одну сторону баррикад с Чернышевским, Добролюбовым, Н. Серно-Соловьевичем и другими русскими революционерами этого периода.

Если еще иметь в виду отношения Герцена с Толстым, Тургеневым, Ф. И. Тютчевым, Н. Н. Ге, В. В. Стасовым, с рядом русских ученых-естествоиспытателей и другими деятелями русской культуры — а мы называем лишь наиболее громкие и то далеко не все имена, — то широту всех этих связей нельзя не признать удивительной.

Правда, некоторая, сравнительно небольшая, часть этих отношений не получила по разным причинам прямого отражения в «Былом и думах». С Чернышевским, например, у Герцена была лишь одна и крайне трудная для автора «Былого и дум» встреча, о которой нельзя было публично рассказать, в частности и по конспиративным соображениям.

Однако такие «лакуны» не влияют на полноту отражения духовной идейной жизни в «Былом и думах». Думается, одна из наиболее примечательных особенностей этого произведения, выражающих его индивидуальную неповторимость, заключается в художественном отражении в нем главных идей и мировоззрений эпохи, — тех идей, которые определяли расстановку сил в духовной борьбе этих десятилетий. Это встречи Герцена и с идеями дворянской революционности, и с утопическим социализмом Сен-Симона и Оуэна, и с философией Гегеля, и со взглядами эпигонов, опошлявших последнюю, и с естественно-научным материализмом, и с воззрениями разного рода представителей буржуазной и мелкобуржуазной демократии, и с анархиствующим прожектерством Бакунина, и с мировоззрением молодой русской революционной демократии, и с идеей исторической необходимости, выдвинутой марксизмом.

Каждая из этих идей, каждое из этих мировоззрений выступают в «Былом и думах» или неотрывно от облика их носителей (вспомним портреты Чаадаева, Белинского и многих других), или как образы, складывающиеся из черт и черточек, передающих мысли и впечатления, ими вызываемые (например, о воззрениях Пьера Леру 60-х годов Герцен пишет: «Все мутит ум --">