Николай Александрович Лейкин - Подход

кабатчику въ вѣрности, ободряли его въ успѣхѣ и выпивали по стаканчику водки, такъ сказать, предварительно, въ ожиданіи послѣ сходки офиціальнаго мірского пьянства. Староста примазывался почти къ каждому въ компанію, отъ чего сильно покачивался на ногахъ. Кабатчикъ, боясь ему отказывать, только пожималъ плечами и упрашивалъ:

— Побереги себя, братъ, слезно прошу, побереги, а то вѣдь зарѣжешь меня.

— Теперь ужъ ничего, теперь ужъ дѣло обозначилось. Самъ ты зарѣжешь всякаго.

Пришелъ писарь изъ отставныхъ унтеръ-офицеровъ въ пальто, въ сапогахъ бутылками и съ подстриженными усами. Подъ мышкой держалъ онъ вмѣсто портфеля папку.

— Надо начинать, сказалъ онъ. — Иди и открывай сходъ, обратился онъ къ старостѣ, подошелъ къ кабатчику и спросилъ:- Такъ пятнадцать рублей и полведра?

— Да, да… По окончаніи всего происшествія получишь, ежели дѣло выгоритъ.

— Выгоритъ, выгоритъ, какъ не выгорѣть! Супротивниковъ всего шестнадцать душъ, да и то Миронъ Трынкинъ изъ-за совѣсти, что жена его взяла у тебя платокъ, запрегъ лошадь и уѣхалъ въ Крюково къ обѣднѣ. Ежели онъ на сходъ не явится, то ты ужъ пошли ему четвертушку вина, но только тайкомъ отъ его брата, чтобы братъ не зналъ.

— Да ладно, ладно… Станетъ ли дѣло за этимъ! Глотнешь стакашекъ? предложилъ ему кабатчикъ.

— Нѣтъ. Ты лучше дай мнѣ такъ бутылку, чтобы въ карманъ…

— Да вѣдь я полуведромъ тебѣ поклонюсь.

— То особь статья.

Передъ открытіемъ схода начали будить спящаго подъ навѣсомъ сына Буялихи. Тотъ не просыпался. Ему начали тереть уши. Онъ дрался.

— Тащи сюда ведро воды! Ведро воды сюда тащи! командовалъ мужикамъ староста.

Притащили ведро воды изъ колодца и начали лить Буялихину сыну на голову воду. Кой-какъ онъ прочухался. Ему вытерли лицо полотенцемъ, нахлобучили на голову шапку и въ мокрой рубахѣ и мокромъ армякѣ повели на сходъ, взявъ предварительно подъ руку. Кабатчикъ шелъ сзади всѣхъ. Выйдя за калитку, онъ перекрестился и остановился у воротъ Буялихи. Сходъ былъ наискосокъ отъ него черезъ улицу и онъ явственно могъ слышать и видѣть, что происходило на сходѣ у пожарнаго сарая.

На сходѣ были уже всѣ въ сборѣ. Толпа мужиковъ была подѣлившись на двѣ партіи: одна большая, другая маленькая. Маленькая партія состояла большею частью изъ мужиковъ-чистяковъ и групировалась около Антипа Яковлева.

— Достаточно ли зѣньки-то даровымъ виномъ налилъ? Ахъ, ты! А еще староста! встрѣтилъ старосту Антипъ Яковлевъ и презрительно посмотрѣлъ на него.

— Не твое дѣло! Чего задираешь! Ты подносилъ, что ли? огрызнулся староста. — Ты не подносилъ, такъ и корить другихъ нечего! Ты лучше покори себя, какъ ты у сиротъ Ермиловыхъ за пять рублей на лугъ арендатель, когда этому лугу цѣна тридцать цѣлковыхъ. Думаешь, бороду-то сѣдую до пупа отростилъ, такъ на святого похожъ! Знаемъ мы тебя тоже!

Староста бросилъ окурокъ папиросы, который курилъ, вошелъ въ толпу мужиковъ и пріосанился, стараясь не качаться на ногахъ. Писарь помѣстился съ нимъ рядомъ. Староста снялъ шапку, перекрестился.

— Открываю сходъ… произнесъ онъ.

Писарь полѣзъ въ папку, вынулъ бумагу и принялся читать предложеніе кабатчика Аверьяна Пантелеича міру объ открытіи трактира и постоялаго двора въ Колдовинѣ.

— Не надо! Не надо читать! Знаемъ! — кричали мужики.

— Нельзя, господа, не читавши… Долженъ же я для порядка…

Писарь продолжалъ читать. Мужики не слушали и разговаривали. Наконецъ чтеніе кончилось и заговорилъ староста.

— Такъ и такъ, православные. Бумагу мы слышали. Означенный крестьянинъ Ярославской губерніи, Любимовскаго уѣзда Аверьянъ Пантелеичъ кланяется міру и проситъ…

— Проситъ деревню продать? А ты ужъ продалъ! Ты Бога прежде побойся! послышалось изъ партіи Антипа Яковлева.

— Я Бога боюсь чудесно, отвѣчалъ староста и продолжалъ:- И означенный крестьянинъ проситъ двѣсти саженъ земли на выстройку дома, чтобы открыть заведеніе… И чтобъ на десять лѣтъ. А по окончаніи домъ нашъ и можемъ школу открыть… И пять ведеръ вина отъ него на поклонъ и двѣсти рублевъ денегъ кажинный годъ.

— Мало пять ведеръ… Семь желаемъ!.. раздались голоса изъ большой партіи мужиковъ. — Семь, а то не согласны! Пусть семь выставляетъ! Семь ведеръ и триста рублей арендательскихъ! Триста, а не двѣсти!

— Ничего не надо! Не надо намъ кабака! загалдѣлъ Антипъ Яковлевъ. — Православные! Не забывайте Бога! Не продавайте деревню! Э-эхъ, вѣдь есть --">