Николай Александрович Лейкин - Подход

— Грушка! Вводи Аверьяна Пантелеича лошадь! крикнулъ хозяинъ дочери, распахнувъ ворота. — Зачѣмъ ей на улицѣ-то стоять? Пусть подъ навѣсомъ… Можно и корму задать.

Дѣвушка въ яркомъ расписномъ платкѣ стала вводить во дворъ лошадь. Пріѣзжій сунулъ въ телѣгу подъ сидѣнье руку, порылся въ сѣнѣ, вытащилъ оттуда бутылку водки и, подавая ее хозяину, сказалъ:

— На-ка вотъ тебѣ гостинцу отъ моихъ плодовъ земныхъ. Кабатчикъ не сѣетъ, не жнетъ, а плоды-то земные у него все-таки есть, хе-хе-хе… Бери, не стыдись. Везъ дьячку за выписку метрики, да не повстрѣчалъ его; такъ ужъ тебѣ…

— Спасибо, спасибо… заговорилъ хозяинъ, принимая бутылку. — Прошу въ избу, гость дорогой.

— Постой… Есть и для супруги гостинецъ. Какъ ее по имени и отчеству величать-то?

— Фекла Ивановна… Ну, да что ей… конфузливо отвѣчалъ хозяинъ.

— Есть и Феклѣ Ивановнѣ полфунтика чайку. Везъ дьячихѣ, да вотъ не заѣхалъ къ нимъ, — ну, а вотъ оно и кстати. На-ка…

Пріѣзжій засунулъ опять руку въ сѣно, вытащилъ свертокъ съ чаемъ и подалъ его старостѣ.

— Самъ ужъ ей дашь, самъ… Входи въ избу-то… Недолюбливаетъ она тебя, что мы, вотъ, проѣздомъ черезъ Быково у тебя въ заведеніи гуляемъ, ну, а теперь задобрить ее можешь.

— Ну, ладно… Э-эхъ! Бабы, вѣдь онѣ неразумны, оттого и ругаютъ насъ. Непонятіе къ жизни, оттого и недолюбливаютъ. А мы, вотъ, всей душой рады… Постой, умница, постой лошадь-то ставить. Семъ-ка я еще въ телѣжку слазаю. Есть у меня тамъ и для ребятишекъ гостинецъ. Жестяночка монпасье. Везъ дьячковымъ дѣтишкамъ, ну да не видалъ ихъ, такъ вотъ оно и кстати пришлось.

— Что это ужъ ты больно много… замѣтилъ староста.

— Супругу твою задобрить хочу, чтобы полюбила. Бери-ка вотъ, бери…

Пріѣзжій въ третій разъ засунулъ въ сѣно руку и вытащилъ коробку монпансье.

— О! Да у тебя тамъ цѣлая лавка! сказалъ староста, принимая коробку.

— Неисчерпаемый источникъ, это точно. Добръ вѣдь я, ну, и хочется людямъ угодить, сказалъ пріѣзжій и, подмигнувъ, прибавилъ: — Пошарить, такъ и еще найдется. Рѣдко ѣзжу — ну, и все эдакое…

Онъ вошелъ на крыльцо и тотчасъ же спохватился.

— Ахъ, да… Есть у васъ старушка-бабушка. По старымъ годамъ своимъ она, поди, чаю-то съ сахаромъ не пьетъ, за грѣхъ считаетъ, такъ вотъ ей фунтикъ изюмцу на чаепитіе, сказалъ онъ.

— Пьетъ, пьетъ и съ сахаромъ, отвѣчалъ староста.

— Ну, все равно. Бери. Изюмъ хорошій. Крестницѣ везъ. Крестница у меня есть въ Крюковѣ. Михайлы Сидорова дочка. Ну, да не видалъ ея тамъ, такъ и ладно. А вашей бабушкѣ на старые зубы годится.

Пріѣзжій снова рылся въ телѣжкѣ и наконецъ, доставъ оттуда два свертка, произнесъ:

— Бери ужъ кстати и пятокъ лимоновъ… По хозяйству пригодится. Хотѣлъ отцу Василію, да послѣ обѣдни не потрафилось зайти къ нему. Бери, бери… Одинъ изъ лимончиковъ разрѣжемъ и съ нимъ чаю напьемся.

— Да ужъ больно много ты гостинцевъ-то… церемонился хозяинъ, недоумѣвая, что значатъ всѣ эти дары.

— Бери… Не стыдись, коли даютъ. Вѣдь я же у тебя угощаться буду.

— Ну, благодаримъ покорно. Спасибо.

Хозяинъ взялъ дары и послѣдовалъ вмѣстѣ съ гостемъ въ избу.

II

Кабатчикъ Аверьянъ Пантелеичъ входилъ за старостой въ избу, кланялся старостихѣ и, какъ говорится, разсыпался мелкимъ бѣсомъ.

— Матушка, Фекла Ивановна, здравствуйте! голосилъ онъ съ сіяющей во всю ширину лица улыбкой. — Голубушка, добраго здоровья! Ѣхали мимо отъ обѣдни изъ Крюкова — какъ, думаю, къ главнокомандующему деревни по пути не заѣхать! Человѣкъ онъ большой, властный, міромъ излюбленный, такъ какъ ему почтеніе не отдать. Вотъ кстати и гостинчика примите во все свое удовольствіе. Везъ на погостъ дьячку и дьячихѣ, да не трафилось увидать ихъ, такъ ужъ вамъ все это съ пріятствомъ кушать.

— Милости просимъ, Аверьянъ Пантелеичъ, милости просимъ… приглашала старостиха кабатчика. — Садитесь, такъ гость будете. Вотъ пожалуйте сюда въ горницу.

— Сядемъ, сядемъ. А гдѣ же бабушка, старушка божья? У меня и ей есть гостинецъ.

— А вонъ бабушка на печи лежитъ. Лежаночка у насъ, такъ ужъ она завсегда на ней.

Кабатчикъ прошелъ въ чистую, оклеенную обоями горницу старосты, въ которой стоялъ комодъ со шкапчикомъ и изъ шкапчика выглядывала чайная посуда. На шкапчикѣ высились два пузатые самовара. У стѣны подъ окнами была обыкновенная избяная деревенская лавка, а остальныя стѣны были заставлены кроватью съ горой подушекъ, старымъ потемнѣвшимъ --">