Николай Александрович Лейкин - Около торговца-ходебщика

нѣтъ. Да и не понимаю я, чѣмъ тебѣ этотъ манеръ непригляденъ?

Круглолицая дѣвушка задумывается.

— Быстроты этой самой нѣтъ, произноситъ она наконецъ.

— Какой быстроты?

— Да вотъ ежели одинъ глазъ зажмурить, то мельканія никакого и нѣтъ.

— Тьфу ты пропасть! Да ты чего-то небывалаго хочешь, право слово, небывалаго. Какого тебѣ еще мельканія надо? Ужъ и такъ, кажется, слѣпому въ глаза бросается.

— А по чемъ за аршинъ?

— Тринадцать. Съ кого четырнадцать, а съ тебя тринадцать. Очень ужъ ты изъ лица кругла, такъ изъ-за этого…

— Ну, ну… И за десять отдашь.

— Товара не понимаешь, ангелка небесная. Сейчасъ околѣть, даже и за двѣнадцать не отдамъ. Нѣтъ, ужъ я вамъ цѣны говорю рѣшительныя.

— А пожевать можно?

— Розовый. Розовый жуй, сколько хочешь. Этотъ безъ яду. На образчикъ. Положи за щеку.

Торговецъ отрываетъ образчикъ и подаетъ его дѣвушкѣ. Та суетъ его въ ротъ.

— Такъ синій-то, говоришь, не слиняетъ? спрашиваетъ пожилая женщина.

— Да провалиться мнѣ на этомъ мѣстѣ, ежели слиняетъ!

— Такъ отрѣжь и отъ него образчичекъ махонькій, а я пойду и клюквой давленой его помажу. Ежели не сдастъ…

— Ты бы его еще самоварной кислотой… Конечно же, отъ клюквы и отъ лимону можетъ сдать краску.

— Ну, вотъ видишь. А самъ божишься, что крѣпкій цвѣтъ.

— Такъ вѣдь носить-то его въ платьѣ будешь, такъ клюквеннымъ квасомъ поливаться не станешь. Мыломъ сколько хочешь мыль — никогда краску не спуститъ. Тащи сюда кусокъ мыла. Вотъ мы при тебѣ этотъ образчикъ взмылимъ и на солнце повѣсимъ.

— Нѣтъ, ужъ я дома… Дома и печной золы подмѣшаю, на манеръ щелока. Вѣдь ты еще отъ насъ не уйдешь, ты еще съ нами побудешь.

— Э-эхъ! Невозможнаго вы, дуры-бабы, хотите! кряхтитъ торговецъ.

— Какъ невозможнаго? Вѣдь платья-то, я чай, въ щелоку стирать буду.

— Да зачѣмъ тебѣ въ щелоку-то? Что ты боровъ, что ли? Что, ты въ грязи въ немъ валяться будешь, что ли, чтобы щелоками тебѣ грязь отстирывать? Вѣдь щелокъ — это, къ примѣру, коли ежели деготь или смолу отмывать.

— Милый… У меня дома два ребенка на рукахъ будутъ, такъ это хуже смолы… Давай, давай образчикъ, коли хочешь продать. Не стыдись.

— Да бери, бери… А только за золу съ мыломъ я не отвѣчаю. Конечно же, ужъ малость сдастъ краску, хоть она и кубовая заварная, говоритъ торговецъ, отрывая образчикъ и подавая его женщинѣ. — Вотъ за розовые цвѣта…

— Да и розовый сдалъ. Смотри… Вотъ я только чуточку пожевала.

Дѣвушка показываетъ образчикъ.

— Просто отъ того, что онъ мокрый — ну, и разнитъ отъ куска. А ты вотъ что. Ты пожуй, пожуй, да высуши, а потомъ и сравни.

Подходятъ два парня.

— А за гармонію въ уплату двѣ старыя рваныя рубахи возьмешь? спрашиваетъ одинъ изъ нихъ. — Порты еще есть очень худенькіе…

— А холщевая ветошь?

— Холщевая, холщевая, домашняя, деревенская, дома бабы наши и ткали.

— Холщевую тряпку беру. Тащи.

Парень беретъ въ руки гармонію и спрашиваетъ:

— А по чемъ инструментъ-то?

1893

--">