Николай Александрович Лейкин - Бездомники

держатся. Наше слово лучше векселя.

— Скажи какой философъ!

— Ну, ты не ругайся! Да и кромѣ того я долженъ слово держать. Дядя мой мнѣ еще пригодится напредки. Вѣдь не въ послѣдній разъ въ Питерѣ. Сграбастаютъ меня, переправятъ въ Шлюшинъ, такъ вѣдь и опять оттуда придется улизнуть въ Питеръ. Опять къ дядѣ. А ужъ ежели я его теперь надую, получивши откупъ, то ужъ на будущій разъ онъ мнѣ не повѣритъ и не дастъ откупа. Понялъ?

— Вотъ это вѣрно. Вотъ это я понимаю. А то слово! — возразилъ Скосыревъ.

— Не смѣй, говорю, смѣяться надъ словомъ! У Пуда Чубыкина оно есть!

И Чубыкинъ гордо ударилъ себя въ грудь кулакомъ.

— Ну, такъ вотъ что мы сдѣлаемъ, — продолжалъ онъ. — Самъ я по лавкамъ просить больше не могу и буду держать свое обѣщаніе, а ты иди и стрѣляй. Самъ-же я въ магазинъ къ отцу. Это будетъ напротивъ рынка. Ходить будешь, такъ увидишь вывѣску: «фруктовый и колоніальный магазинъ Савелія Чубыкина». Ты и посматривай потомъ, когда я выйду изъ него. Свой доходъ тебѣ уступаю, — прибавилъ онъ. — Вѣдь это мой приходъ-то, какъ говорится по-вашему, по-кутейнически.

— Ну, спасибо тебѣ…- поблагодарилъ Скосыревъ.

Они шли къ рынку. Шли нога за ногу. Отъ вчерашняго пьянства ноги были, какъ полѣнья, плохо сгибались и они еле шагали, умолкли и ужъ почти не разговаривали.

Наконецъ Скосыревъ сказалъ:

— Что зря-то идемъ? Шагаемъ попусту, безъ дѣла, словно господа на прогулкѣ. А вѣдь у насъ даже табаку нѣтъ, чтобъ покурить. Мелочныя-же лавки направо и налѣво. Да и на булку съ колбасой или съ селедкой хорошо-бы пособрать. Ѣсть хочется. Давай заходить по торговлямъ, какъ въ той улицѣ. Я по той сторонѣ, а ты по этой. Такъ и будемъ приближаться къ рынку.

— Что дѣло, то дѣло, — согласился Чуѣыкинъ. — Стрѣляй.

И началось снова захожденіе въ мелочныя лавки.

Заходя въ лавки, они не просили, а молча останавливались у дверей и протягивали руки, шевеля что-то губами. Лавочники, видя ихъ характерные костюмы, знали уже въ чемъ дѣло и тоже молча подавали, по заведенному обычаю копѣйку.

Пройдя улицy, они опять сошлись и сосчитали деньги. У двоихъ оказалось семнадцать копѣекъ. Они тотчасъ-же купили въ лавочкѣ восьмушку табаку, имъ дали газетной бумаги, они скрутили по папироскѣ и жадно начали курить, чуть не глотая табачный дымъ.

— Добръ русскій православный народъ! — со вздохомъ сказалъ Скосыревъ. — Вѣдь вотъ и опохмелились благодаря добрымъ людямъ и табакомъ запаслись, и на булку есть.

— Какъ птицы небесныя мы… согласился Чубыкннъ.

— Именно птицы небесныя. Вѣдь не сѣемъ, не жнемъ… а питамся.

Они купили булку, кусокъ соленой колбасы, подѣлились и на ходу стали ѣсть.

XIV

Вотъ и рынокъ. На углу стоялъ городовой.

— Ну, теперь намъ надо разойтись. Вонъ городовой стоитъ, — сказалъ Чубыкинъ. — Положимъ, этотъ городовой меня отлично знаетъ, и я его хорошо знаю, онъ давно тутъ стоитъ, но все-таки надо опаску держать.

Чубыкинъ и Скосыревъ разошлись. Скосыревъ пошелъ по направленію къ рыночнымъ лавкамъ, а Чубыкинъ шелъ мимо домовъ, находящихся противъ рынка, направляясь къ магазину отца. Городовой, завидя его на тротуарѣ, погрозилъ ему съ середины улицы пальцемъ. Чубыкинъ весь какъ-то съежился передъ городовымъ и развелъ руками. Иного онъ ничего не находилъ, чѣмъ можно-бы было отвѣтить городовому.

Въ магазинъ отца Чубыкинъ вошелъ не сразу. Онъ остановился около окна магазина, на которомъ были разложены въ корзиночкахъ яблоки, груши, лежали банки съ компотомъ и пикулями и высились двѣ стеклянныя вазы, въ которыхъ былъ насыпанъ кофе. Черезъ окно Чубыкинъ смотрѣлъ, кто есть въ магазинѣ и много-ли покупателей. За прилавкомъ онъ увидалъ приказчиковъ, стоя пьющихъ чай, увидалъ большого сѣраго кота, сидѣвшаго около вѣсовъ, но отца онъ не видѣлъ. Покупателей въ лавкѣ совсѣмъ не было.

«Обѣдать, должно быть, ушелъ», — подумалъ Чубыкинъ. — «Ну, все равно зайду. Если скажутъ, что онъ дома, то можно и на квартиру. А то приказчики, можетъ статься, и пошлютъ за нимъ».

Онъ робко вошелъ въ магазинъ и остановился у дверей. При входѣ его приказчики переглянулись.

— Селиверсту Потапычу… — поклонился Чубыкинъ старшему приказчику въ передникѣ поверхъ пиджака, державшему въ рукѣ стаканъ съ чаемъ.

Старшій приказчикъ не отвѣтилъ даже на поклонъ, а иронически произнесъ:

— Къ намъ теперь срамиться пришли? Мало вамъ сраму по рынку-то было!

Чубыкинъ ничего не возразилъ --">