Александр Валентинович Амфитеатров - Богатырь Христофор

отпраздновалъ? Скверно, братъ: неправдою живешь. Надулъ ты меня. Служа тебѣ, я понапрасну потерялъ трудъ и время. Прощай, не поминай лихомъ, а я пойду искать себѣ, другаго господина.

Шагаетъ Христофоръ по пустынѣ. На встрѣчу ему дьяволъ.

— Здорово, богатырь! Что? все ищешь, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ? Нечего тебѣ далеко ходить: я какъ разъ тотъ, кто тебѣ надобенъ.

Христофоръ усомнился.

— Можетъ, хвастаешь? Похвалялся мнѣ тоже одинъ такой-то и обманулъ: только и былъ силенъ, покуда я помогалъ ему, а, чуть я оставилъ его одного, сейчасъ и вздули его три царя — персидскій, эѳіопскій и армянскій.

— Нѣтъ, сказалъ дьяволъ, я не хвастаю. Я такъ силенъ, что противъ меня не могутъ бороться не только земные цари, но и сама природа. Хочешь, — изъ тихой погоды я сдѣлаю сейчасъ бурю?

— А ну!

Дьяволъ свистнулъ, и по пустынѣ заходилъ песчаный ураганъ. Зги не видать. Вѣтеръ воетъ, крутитъ тяжелые смерчи, небо стало мѣдное и слилось съ землею. Христофору это показалось было сперва любопытно, да вспомнилъ онъ, что въ степи не одни они съ дьяволомъ, а и караваны ходятъ, и кочевья раскинуты, и пожалѣлъ людей.

— Довольно! — запросилъ онъ, — а то много народа перепортишь. Вѣрю теперь, что ты всѣхъ сильнѣе. Но зачѣмъ ты такой скверный?

— Чѣмъ я скверный?

— Морда у тебя черная… рога, хвостъ, копыта… нехорошо!

— Ты ничего не понимаешь, а мнѣ безъ того нельзя. Можетъ быть, въ томъ-то и вся моя сила.

Очень не нравился Христофору дьяволъ, однако — «не давши слово, крѣпись, а давши слово, держись»: пошелъ служить къ тому, кто всѣхъ сильнѣе на свѣтѣ.

Ведутъ они съ дьяволомъ компанію и оба другъ другомъ недовольны. Дьяволъ злится, что, — какую мерзость людямъ ни прикажетъ онъ сдѣлать, — Христофоръ, по жалостливости и по добротѣ своей, непремѣнно испортитъ его затѣю. А Христофоръ попрекаетъ дьявола:

— Такой ты могучій, а ничего не хочешь дѣлать для другихъ, кромѣ самаго вреднаго!

— Дуракъ — озлобится дьяволъ, — въ томъ-то и есть сила, чтобы имѣть власть на всякое зло, какое задумалъ.

— Врядъ ли такъ: — споритъ Христофоръ, — потому что я чувствую по себѣ: будь я сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, ни за что бы никому не дѣлалъ зла, а всѣмъ одно добро.

Скитались они, скитались, — пришли въ страну христіанскую. Хлынулъ дождь — страшный ливень. А при дорогѣ — пещера, въ пещерѣ — часовня, въ часовнѣ — алтарь, на алтарѣ — крестъ. Христофоръ вошелъ въ пещеру и зоветъ нечистаго:

— Ступай сюда. Здѣсь сухо.

Дьяволъ мнется.

— Нѣтъ… зачѣмъ-же? Я ужъ лучше тутъ пережду.

— Гдѣ тамъ лучше, когда подъ дождемъ?… Право, иди.

А дьявола уже здорово промочило. И остановить дождя онъ не властенъ, потому что — страна христіанская. А Христофоръ все уговариваетъ его: иди, да иди въ часовню; что мокнуть на дождѣ? Долго отнѣкивался нечистый — наконецъ проговорился.

— Я бы и радъ войти, но вонъ этотъ крестъ меня не пускаетъ.

Христофоръ изумился.

— Какъ же такъ? Стало быть, онъ сильнѣе тебя?

— Не то, что сильнѣе, а… непріятенъ онъ мнѣ… тамъ, гдѣ онъ, я дышать не могу.

— Вотъ оно что; — сказалъ Христофоръ. Таковъ-то ты, братъ? Теперь я тебя раскусилъ: ты обманщикъ не хуже индѣйскаго царя… Не хочу больше тебѣ служить! Пошелъ прочь, пока не обломалъ тебѣ роги!

Остался Христофоръ одинъ въ пещерѣ. Въ скорости заходить въ часовню нищій и — тоже укрыться отъ дождя. Разговорились. Христофоръ разсказалъ нищему, какъ дьяволъ струсилъ креста.

— Мудренаго нѣту, — возразилъ нищій. Нечистая сила всегда бѣгаетъ отъ Распятія.

— Почему?

— Потому что на немъ изображенъ Іиcycъ Христосъ. побѣдитель всякаго зла. Отъ Него — все добро въ мipѣ.

— Вотъ это хорошо! Это по мнѣ! радостно воскликнулъ Христофоръ. Такого-то господина я и ищу для себя. Я хочу служить Христу — и никому больше. Укажи мнѣ, гдѣ Онъ живетъ: я пойду къ Нему.

— Ну, любезный, добраться до Него не легко: Онъ живетъ на небѣ.

— Я пойду на небо, сказалъ Христофоръ и зашагалъ на западъ — туда, гдѣ заходящее солнце пряталось за горизонтъ.

— Только бы добраться мнѣ до этой черты, а ужъ оттуда до неба рукою подать.

Но онъ шелъ день за днемъ, недѣлю за недѣлею, мѣсяцъ за мѣсяцемъ, и не могъ достигнуть завѣтной черты. Напротивъ, она все уходила отъ него какъ будто дальше и дальше. Но Христофоръ былъ терпѣливъ.

Съ тѣхъ поръ, какъ онъ освободился изъ-подъ злого вліянія дьявола, и владѣло имъ только его простое и кроткое сердце, Христофоръ желалъ одного --">