Александр Валентинович Амфитеатров - Балдуин Справедливый

рыцарь, теперь не тѣ времена! — и стала грозить ему вашимъ судомъ, — министръ вашъ приказалъ слугамъ разнести мою хату по бревну, избилъ меня и сиротъ… и вотъ я предъ вашею свѣтлостью, вся — какъ видите.

Ничего не отвѣтилъ старухѣ Балдуинъ, точно и не слыхалъ ея. А рыцарь Пьеръ д'Осканъ стоялъ — не робѣлъ. Могучій онъ былъ человѣкъ, и не ему было бояться графского суда и поклеповъ какой-то нищей старухи.

— А что, палачъ, — сказалъ Балдуинъ, — хорошо ли разгорѣлся твой костеръ, довольно ли вскипѣло въ котлѣ масло?

— Никакъ нѣтъ, ваша свѣтлость, — отвѣчаетъ палачъ. — Сiю минуту вскипитъ, — обождите самую малость!

Графъ кивнулъ головою, и герольдъ закричалъ:

— Кто еще проситъ графскаго суда, выходи впередъ и обвиняй безъ страха.

Оробѣла старуха. Видитъ Пьеръ д'Осканъ глядитъ на нее звѣремъ, а самъ ухмыляется въ усъ:

— Что, старая вѣдьма, много ли взяла? А теперь — погоди! теперь тебѣ, за кляузы, не то еще будетъ!

— Господи! — думаетъ старуха, — вотъ ужъ правда, что — кого Ты захочешь погубить, такъ прежде разумъ отымешь. Ну — какъ могла я повѣрить графскому суду? Развѣ мыслимо, чтобы графъ вступился за насъ, смердовъ, противъ знатнаго господина? Ни добраго словечка не молвилъ мнѣ Балдуинъ, а министръ его теперь сживетъ меня со свѣту. И осталось мнѣ одно: бѣжать, куда глаза глядятъ, покуда голова цѣла на плечахъ.

Юркнула въ толпу и была такова. А по народу — что вѣтеръ — гудѣлъ глухой ропотъ.

— То-то! на обѣщанья графъ щедръ, а на расправу выходить жидокъ.

— Всѣмъ сулилъ равный судъ, а, небось, руки коротки — не тронулъ своего полномочнаго министра.

— Свой своему по неволѣ другъ!.. И графъ — дворянинъ, и Пьеръ д'Осканъ — дворянинъ. Волкъ волка не ѣстъ, такъ дворянину ли наказать дворянина?

Балдуинъ не слушалъ народной молвы, а подъ шумъ мирилъ двухъ мѣщанъ, что принесли къ нему на судъ свою подворную тяжбу… Замирилъ, отпустилъ и снова — къ палачу:

— А что, палачъ, хорошо ли разгорѣлся твой костеръ, довольно ли вскипѣло въ котлѣ масло?

— Никакъ нѣтъ, ваша свѣтлость. Ciю минуту вскипитъ, обождите самую малость.

Снова принялся за судъ Балдуинъ, примирилъ двѣ семьи, что дошли до ножей изъ-за отказа въ сватовствѣ отцу жениха отцомъ невѣсты. Отпустилъ и спрашиваетъ въ третіи разъ:

— Теперь, палачъ, готовъ ли твой костеръ, въ пору ли вскипѣло въ котлѣ твоемъ масло?

— О, да, ваша свѣтлость! — теперь лихо горитъ мой костеръ, и какъ разъ въ пору кипитъ въ котлѣ надъ нимъ масло.

— Приблизьтесь же ко мнѣ, сиръ Пьеръ д'Осканъ, — а ты, палачъ, возьми этого человѣка.

Затрясся рыцарь, какъ осиновый листъ, поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ, и, шатаясь, выступилъ впередъ на зовъ государя… Самъ палачъ оробѣлъ смотритъ на Балдуина, не вѣритъ ушамъ:

— То ли я ослышался? то ли молодой графъ рехнулся?

Но грозно взглянулъ Балдуинъ, тряхнулъ топоромъ. И схватилъ палачъ рыцаря и — какъ былъ тотъ въ сапогахъ и шпорахъ — швырнулъ его въ кипящее масло. А народъ рукоплескалъ и вопилъ:

— Да здравствуетъ графъ Балдуинъ и праведный судъ его!

— Да здравствуетъ Балдуинъ Справедливый!

— Да здравствуетъ Балдуинъ Народолюбецъ!

— Да, — отвѣчалъ графъ Балдуинъ. — Справедливый и Народолюбецъ. Принимаю отъ васъ эти прозвища и — вы увидите! — сумѣю ихъ заслужить.

Два года спустя, не стало ни грабителей, ни насильниковъ, ни воровства и разбоя во всей Фландріи. Успокоенная страна быстро богатѣла, росла и крѣпла. Эмигранты понемногу возвращались въ край. Нахлынули иноземные купцы, и — подъ рукою обезопасившаго ее государя — ожила и расцвѣла, вовсе увядшая было, торговля. Крестьяне, переставъ робѣть за судьбу своихъ посѣвовъ, увѣренные, что ни одинъ насильникъ не посмѣетъ вытоптать ихъ нивы или отнять у нихъ снятый со жнивья хлѣбъ, обработывали землю на славу. Bсѣ хвалили и славили Балдуина въ народной средѣи звала его людская молва не иначе, какъ «молодецъ съ большимъ топоромъ».

Ненавидѣли Балдуина лишь знатные вассалы, которыхъ онъ обуздалъ. Въ своихъ разбойничьихъ замкахъ они ковали крамолу, составляли заговоры, — и одинъ имъ едва-едва не удался.

Въ великій день Рождества Балдуинъ давалъ дворянству пиръ въ своемъ дворцѣ. Много было выпито добраго вина и пѣнистаго пива. Когда же — такъ подумали гости — охмелѣлъ Балдуинъ, вдругъ бросились они на него съ мечами.

Двадцать два человѣка было ихъ, а Балдуинъ, одинъ, вскочилъ имъ на встрѣчу. Схватилъ онъ со стѣны --">