Александр Валентинович Амфитеатров - Семейство Ченчи

разнузданность на руку, когда подросли и стали учиться дѣти. Не зная по-латыни ни одного слова, отецъ вздумалъ репетировать сынишку-гимназиста.

— Какъ же это онъ ухитрялся?

— А онъ когда-то начиналъ учиться по-французски, — такъ буквы помнилъ. Спрашиваетъ, бывало, у Коли слова и смотритъ, на первую букву, такъ ли начинается слово, какъ Колька отвѣтитъ. Столъ?.. Если Колька ошибается, скажетъ вмѣсто «mensa», положимъ «mensis» — отецъ не замѣчаеть: хорошо! молодецъ!.. Но, если бы онъ ошибся въ первой буквѣ — ну, обмолвился бы хоть tensa или pensa, — у отца сейчасъ же наливаются кровью глаза: такъ-то ты учишься, мерзавецъ? Ремень въ руки — и пошло живодерство.

А мы еще смѣемся надъ горбуновскимъ анекдотомъ, какъ купецъ выдралъ сынишку за «Софонизбу», почитая ее за неприличное слово! Впрочемъ, я зналъ барышню, которая на вопросъ, что подѣлываетъ ея сестра-курсистка, важно отвѣчала:

— Изучаетъ какую-то Спинозу… должно-быть, очень мудреная болѣзнь, потому что давно уже изучаетъ…

«Дѣтоубійство по мелочамъ» вызывало рѣзкія сцены между родителями, кончавшіяся тѣмъ, что освирѣпѣлый мужъ колотилъ и жену. Но у жены были защитники — братья, жившіе въ томъ же домѣ, черезъ лѣстницу, и ради нихъ семейный палачъ немного сдерживался. Чтобы ускользнуть отъ вмѣшательства жены и необходимости колотить ее, а потомъ имѣть непріятныя объясненія съ шурьями, жалкій, одичалый человѣкъ придумалъ систему келейныхъ наказаній. Запрется въ кабинетѣ и поретъ мальчишку:

— Я съ тебя шкуру спущу, а если крикнешь, спущу и другую, и третью, — не безпокой маму.

Однажды, на шестой день послѣ родовъ, лежа въ постели, жена слышитъ далекое мычаніе, отчаянное, но ничего общаго не имѣющее съ человѣческимъ голосомъ.

— Что это? — въ испугѣ спрашиваетъ она дочь, сидящую у ея кровати.

— Ничего, мамаша… такъ что-то на улицѣ…

Но потомъ ей пришлось сознаться:

— Коля принесъ изъ гимназіи двойку, и папаша его третій день поретъ…

Родильница вскочила съ постели и босикомъ побѣжала выручать сына, забывая, какой опасности себя подвергаетъ… Произошла страшная сцена… Одинъ изъ братьевъ пришелъ на крикъ… И такова сила традиціонной боязни «не пущать на домъ „марали“, что несчастная женщина, въ эту ужасную минуту, напустилась на своего же защитника:

— Зачѣмъ ты суешься между мужемъ и женою? Столкуемся и сами…

— Помилуй: ты можешь умереть отъ его безобразія.

— Это мое дѣло.

Послѣдовала болѣзнь, жестокая и долгая, какъ всѣ женскія болѣзни, изнурительная и ведущая за собою цѣлый circulus vitiosus нервныхъ разстройствъ, малокровія и другихъ недомоганій. Пошли лекарства, доктора, скитанія по медицинскимъ звѣздамъ всѣхъ величинъ… Клейнъ, Шервинскій, Остроумовъ, поѣздка въ Крымъ, житье въ санитарной колоніи Ограновича… Кажется, за это время довѣрительница моя сама немножко отстала отъ дѣтей и, какъ говорится, запустила ихъ…

Отношенія мужа къ жениной семьѣ, къ тестю и шурьямъ были нехороши. Свой магазинъ онъ прикрылъ во время торговой заминки и, продавъ его тестю, самъ пошелъ къ нему же въ приказчики, на трехтысячное жалованье. Сдѣлка была выгодная, но зять считалъ себя обиженнымъ и въ особенности тѣмъ, что тесть потребовалъ уплаты по векселю десяти тысячъ, данныхъ имъ на открытіе магазина.

— Папаша, какъ вамъ не стыдно, въ самомъ дѣлѣ? — набросилась на старика и дочь.

— Не хочешь ли хоть сейчасъ получить отъ меня эти деньги?

— Зачѣмъ же вы ихъ съ насъ требовали?

— Затѣмъ, чтобы, когда мужъ тебя броситъ, ты имѣла свой кусокъ хлѣба.

Лечилась моя довѣрительница и въ Крымъ съѣздила на счетъ отца. Мужъ не далъ ни копейки.

Дома продолжалось все то же: глупая скупость и безчеловѣчное битье смертнымъ боемъ жены, дѣтей, прислуги. Иногда на безобразника находили какъ будто минуты просвѣтлѣнія — и онъ смирялся предъ женою, каялся, что и самъ не знаетъ, какъ это вскипаетъ въ немъ сердце, затихалъ немножко, а затѣмъ устраивалъ скандалъ, горшій прежняго… Надо замѣтить, что мы имѣемъ дѣло не только не съ пьяницею, но даже съ вовсе непьющимъ человѣкомъ.

Все это были, однако, цвѣточки — ягодки ждали впереди.

Распространяться далѣе о подробностяхъ этого семейнаго ада — трудная по своей щекотливости тема. Достаточно назвать ея послѣднюю, заключительную точку: супругъ окончательно разнуздался и, послѣ психопатической скупости и жестокости, впалъ въ психопатическій развратъ — окружный судъ увидѣлъ его --">