Илья Александрович Салов - Паук

месте, а тарханские в лесу. Да что вам, лень, что ли, с диваном-то расстаться?

— Нисколько.

— А коли не лень, так собирайтесь, а я пойду велю лошадей заложить.

И, не дождавшись ответа, дьякон с шумом вышел из комнаты.

Через полчаса, не более, мы сидели уже в тележке и ехали по направлению к Тарханским болотам.

Был третий час пополудни; солнце пекло немилосердно, пыль поднималась целыми облаками, и так как ветра не было ни малейшего, то пыль эта следовала за нами, окутывала нас со всех сторон и мешала свободно дышать. Несмотря однако на это, дьякон был в восторге. Он выкуривал одну папироску за другою и болтал без умолку.

— Часов в пять мы будем на болотах, — говорил он. — К тому времени жар схлынет; мы возьмем вечернюю зорю, а ночевать отправимся к Степану Иванычу Брюханову, на мельницу. Туда и лошадей отправим.

— Хорошо, если Брюханова на мельнице не будет, а если он будет там, то мы, пожалуй, стесним его.

— Брюханова нет, он в Москве.

— Так ли?

— Верно. Он к барону поехал лес покупать.

— Вот как! — проговорил я. — Даже знаете, зачем именно поехал?

— Еще бы мне да не знать!

— А вы с ним знакомы?

— Вот это отлично! — почти вскрикнул дьякон. — Детей его грамоте учил, а вы спрашиваете, знаю ли я Брюханова. Я даже на похоронах у него был. Когда покойница померла, так за мной нарочно присылали. Ведь дьякона басистее меня во всем околотке нет… То-то и оно!

И потом, немного помолчав, он прибавил:

— Хочу бежать отсюда.

— Далеко ли?

— В губернию махнуть хочу. Здесь, я вижу, никакого дьявола не выслужишь. Теперь дьяконов-то вовсе мало осталось, и мне в городе стоит только одну свадьбу повенчать, так купцы с руками оторвут! Купцы ведь любят горластых.

— Будто это не вывелось?

— Что? — переспросил дьякон.

— Любовь к горластым дьяконам?

Но вместо ответа дьякон как-то удивленно глянул на меня и только покачал головой: «Чудак, дескать, ты большой руки!»

Едва однако успели мы отъехать две-три версты, как позади нас послышался стук экипажа. Мы оглянулись и увидали догонявший нас тарантас. Тройка рослых серых лошадей крупной рысью катила тарантас по гладкой дороге, поднимая целое облако пыли. Дьякон долго всматривался и наконец проговорил:

— А ведь лошади-то брюхановские!

— Его и есть, — подхватил кучер.

— А вы говорили, что он в Москве.

— Стало быть, вернулся.

Действительно, ехавший в тарантасе был не кто иной, как сам Степан Иваныч Брюханов.

— Стой! Стой! — закричал он кучеру, поравнявшись с нами.

Лошади были немедленно остановлены, и как только поднятая экипажами пыль миновала, мы вступили в разговор.

— Здравствуйте! — заговорил Степан Иваныч. — Далеко ли пробираетесь?

— На охоту. А вы?

— Да вот сюда, к баронскому управляющему.

— В Белгазу? — спросил дьякон.

— Да, в Белгазу.

— А мне сказали, что вы в Москве.

— Я из Москвы и еду. Только сейчас из вагона.

— По делу ездили?

— Мы без дела не ездим.

И вслед за тем, сделав самую приятнейшую улыбку и как-то особенно лукаво прищурив и без того уже узенькие глазки свои, он проговорил, потирая руки:

— Поздравьте-с.

— С чем? — спросил я.

— Лесок у барона купил; изволите знать тот, который к моей меже подходит? За тем самым и в Москву ездил-с.

— Дорого купили? — спросил дьякон.

Лицо Степана Иваныча мгновенно приняло озабоченный вид.

— Ох, уж и не говорите! — вздохнул он. — Погорячился… выждать бы следовало, а у меня, словно у ребенка, терпенья не хватило.

— На сруб? — спросил я.

— На сруб.

— Почем за десятину?

— По сту рублей-с.

И Степан Иваныч даже закрыл глаза, между тем как дьякон разразился громким хохотом.

— Ты чего же хохочешь-то, кутья проклятая! — обиделся Степан Иваныч. — Ну, чего ржешь-то, словно жеребец какой!..

— Да как же не ржать-то! — кричал дьякон. — Сто рублей дорого! Тут вот, около нас, Полозов тоже свой лес продал — супротив баронского-то хворост, да и то по триста рубликов сгладил… вот что-с!.. А во сколько лет вырубить?

— В двадцать, — ответил Степан Иваныч.

— С порослью?

— Известно, с порослью.

— Чрез двадцать-то лет у вас новый лес вырастет, опять руби!

И дьякон снова разразился хохотом. Но на этот раз Степан Иваныч не обиделся, а напротив, даже сам присоединил свой тоненький старческий хохот к громкому хохоту дьякона, заслыша который захохотал даже и кучер --">