Николай Александрович Лейкин - Из записной книжки отставного приказчика Касьяна Яманова

слух, что я его на левую ногу обделал, на руку не чист и штуку полотна стянул. Без дела скучно. Хожу по церквям, по мировым судьям, по знакомым. В конце Вербной недели гулял у Гостиного Двора по вербам. Встретил бывшего своего сослуживца Акакия Шилоногова. Прежде он жил в приказчиках, а теперь сделался адвокатом — ходит по мировым судьям. Говорит, что выгодно. Уж не сделаться ли и мне адвокатом? Что ж, я грамотный.

13 апреля

Моя квартирная хозяйка все за мной подглядывает.

Голубчик, говорит, не удавись, пожалуйста! Нынче вон пишут, что люди то и дело стреляются, режутся и вешаются. Уж коли, говорит, такая тебе охота придет, так ты уйди из квартиры и где-нибудь в укромном месте… Помилуйте, говорю, сударыня, да я к этому самому малодушеству и желания не имею. Сегодня вечером пришла ко мне в комнату и подарила мне подтяжки на Станиславской ленте. Удивился. Это, говорю, сударыня, за что же? А она мне: «Бери, бери и носи на здоровье, а то я заметила, что ты брюки ремнем опоясываешь. Сними, говорит, ремень-то и отдай мне, все-таки тебе меньше соблазна будет». Это она все насчет удавливания. Снял ремень и отдал ей. Ну, — говорит, — теперь я буду поспокойнее. Ты удавишься, тебе-то, — говорит, — ничего, а каково мне-то после будет? хлопот не оберешься.

14 апреля

Был на Троицком подворье у всенощного бдения. Служили монахи. Великолепие! Какой дом новый выстроили — великолепие! Грешный человек, каюсь, соблазнился и подумал: не идти ли мне в монахи? Слава Богу, я грамотный, да и голос есть. За всенощной встретился опять с Акакием Шилоноговым. Пойдем, говорит, в трактир Европу, опрокинем, чайком побалуемся. Зачем, говорю, в Европу, коли трактиры ближе есть? А там, говорит, актеры завсегда сидят, так на них посмотрим. Какие, говорю, актеры? Всякие, говорит, и большие, и маленькие. Пришли в Европу, и точно, сидят всякие, и большие, и маленькие. Посмотрели на них, долбанули у буфета по рюмке забалуя белого и сели за стол чайком побаловаться. Сидим да на актеров поглядываем. Веселые такие сидят. Грешный человек — опять соблазнился и подумал: не идти ли мне в актеры? Житье легкое. Отчего же мне не идти, коли я читать и писать умею?

16 апреля

Светлый праздник. Вчера купил десяток яиц, кулич и пасху. У заутрени был у Владимирской. Купечества было видимо-невидимо! Христосовался семьдесят два раза, не считая младенцев. Нарочно считал. После заутрени пил чай дома и разговлялся. После чая лег соснуть. Засыпая, думал: какие счастливые люди попы и сколько денег собрали они во время Великого поста и сколько соберут их еще на Святой! Вот уж в попы хоть грамотный, а ни за что не попадешь!

17 апреля

Вчера ходил по знакомым поздравлять с праздником и христосоваться. Был у купца Иванова. Прихожу, — на столе стоит водка и ветчина. Похристосовались, выпили и закусили. Говорили о том, кто где был у заутрени. Хозяйка сидела в углу и вздыхала. Был у купца Семгина. На столе ветчина и водка. Христосовались, пили, закусывали, говорили о том, кто где был у заутрени. Семгина молча слушала и вздыхала. Был у Капустина, выпили по рюмке, закусили ветчиной и говорили о заутрени. Сама вздыхала. Был у Петра Семенова. Ветчина, водка, заутреня. Сама зевала и вздыхала. Один вздох был так глубок, что лежащая на столе газета взвилась со стола и упала на пол. Был… Однако довольно. Был в одиннадцати местах: везде водка, ветчина, заутреня и христосование. Все губы обтрепал целовавшись и на ночь смазывал салом, опять-таки от ветчины.

Сегодня был у квартирной хозяйки. Угощала водкой и ветчиной. Насчет самоубийства разговору не было. Выпили по пяти рюмок. Вечером гулял у балаганов. Христосовался с четырнадцатью человеками, не считая жен и детей. Встретился с бывшим своим хозяином. Подошел к нему и говорю: «Христос воскресе, Парамон Иваныч!» А он мне: «Пошел прочь, мерзавец!»

19 апреля

Вчера был пьян и решительно ничего не помню, что было. Помню одно, что ел ветчину. Сегодня голова трещит. С похмелья сидел дома и читал книжечку: «О том, как мне жить свято?»

21 апреля

Был в гостях у дьячка Ижеесишенского. Пили водку, закусывали ветчиной и толковали о том, что значит: «мани, факел, фарес». Время провели весело.

Вечером хозяйка, увидя меня не в своем виде, отняла у меня складной нож. Ты, говорит, с пасхального-то пьянства, пожалуй, зарезаться задумаешь.

22 апреля

Сегодня весь день болен. На ветчину и глядеть не могу — претит, но водка пьется.

--">