Библиотека knigago >> Проза >> Русская классическая проза >> Эгершельд

Борис Александрович Лазаревский - Эгершельд

Эгершельд
Книга - Эгершельд.  Борис Александрович Лазаревский  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
Эгершельд
Борис Александрович Лазаревский

Жанр:

Русская классическая проза

Изадано в серии:

Рассказы

Издательство:

неизвестно

Год издания:

-

ISBN:

неизвестно

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "Эгершельд"

Лазаревский, Борис Александрович — беллетрист. Родился в 1871 г. Окончив юридический факультет Киевского университета, служил в военно-морском суде в Севастополе и Владивостоке. Его повести и рассказы, напечатал в «Журнале для всех», «Вестнике Европы», «Русском Богатыре», «Ниве» и др., собраны в 6 томах. Излюбленная тема рассказов Лазаревского — интимная жизнь учащейся девушки и неудовлетворенность женской души вообще. На малорусском языке Лазаревским написаны повесть «Святой Город» (1902) и рассказы: «Земляки» (1905), «Ульяна» (1906), «Початок Жития» (1912).


Читаем онлайн "Эгершельд". Главная страница.

Борис Александрович Лазаревский Эгершельд

Насыщенные туманом и мелким дождём, скучные дни тянулись очень долго. Не хотелось верить, что это весна. Больно было глядеть на лошадей, едва не падавших в глинистой грязи и выбивавшихся из последних сил, под непомерным грузом двухколёсных повозок. Злые окрики погонщиков-китайцев мучили уши. Нельзя было равнодушно смотреть, как пришедший в полное отчаяние "манза" злостно тычет кнутовищем под брюхо исстрадавшегося животного. Невольно приходил в голову вопрос, кто из этих двух существ зверь?

Сидеть в комнате, хоть и в полном одиночестве, в это время, — было легче. По вечерам ветер тряс окна, и бумага, на далеко стоявшем письменном столе, шевелилась. Мне нравилось подолгу лежать неподвижно на кровати и слушать, как гудит в печке огонь. Иногда, в этом гуле слышались целые песни. Потом я вставал и принимался ходить взад и вперёд по комнате, от печки к окну. Думалось, что там, за окном, в непроглядной мгле, нет ничего, и весь мир уже уплыл в бесконечность.

Действительная, личная жизнь — отсутствовала. Не было ясного представления и о будущем. Несомненно существовало, хоть и давно, одно только прошлое. Сладко было от сознания, что этого прошлого не в силах отнять ни десять тысяч вёрст расстояния от близких людей, ни погода, ни болезнь. Точно голодный брал я из него как из последнего запаса кусочек за кусочком и съедал и тогда начинал чувствовать, как прибывают силы.

Я толково отвечал на вопросы окружающих, старательно нёс те обязанности, ради которых был здесь, и писал письма. Ничего особенно худого вокруг не происходило. И всё-таки на душе, иногда, вдруг кто-то затрепещет, затоскует, заплачет и как во сне кошмар сдавит горло. Так прошла первая неделя, вторая, месяц и другой…

Нескоро ещё, но всё-таки рассеялся туман. Засветило весело солнце. Деревья готовились распуститься, и уже пахло землёю. Через открытое окно было слышно, как в саду посвистывала птичка, вроде нашей иволги. На улицах стало сравнительно сухо, и проходившие по дощатым тротуарам люди иногда улыбались, хоть и не были пьяны. А чувство голода, совсем неопределённое, но часто очень мучительное не уходило из сердца, и легче дышалось только тогда, когда мысли были в прошлом. Протянулись ещё две недели. Перед окном уже раскачивались на ветвях свежие зелёные листья. Вода в бухте стала голубою, и в семь часов вечера было ещё совсем светло. Чуть посветлело и на душе.

По совету человека, у которого я жил, и которого любил как родного, я начал чаще бывать с людьми. Помню, в один из будничных дней я встретил на главной улице барышню. С ней я познакомился очень недавно и знал только, что она здесь также одинока как и я. Уже немного увядшее её лицо не было красиво. Его портили слишком заострённый нос и веснушки. Тёмные, утомлённые глаза говорили, что ей, в последнее время, приходилось много думать и болеть душей. Вполне сохранялась только стройная фигурка. Впрочем и меня, и её наша внешность, кажется, совсем не интересовала. Когда уже свечерело, барышня спросила меня:

— Хотите, поедем на Эгершельд?

— А что такое Эгершельд?

— Это мыс. Оттуда открывается чудный вид на море.

Мне было решительно всё равно куда ехать, и я согласился. Взяли извозчика получше и покатили, сначала по улице, а потом по шоссе. Со времени моего пребывания во Владивостоке ещё ни разу не было такой хорошей, мягкой погоды, — казалось, иногда, что мы в Крыму. В городе звонили к вечерне, и каждый удар соборного колокола долго плыл по воздуху.

Всю дорогу моя спутница рассказывала. Её слова не были болтовнёй светской барышни или кокетством женщины, желающей нравиться. Она говорила о том, что могла выйти замуж, но теперь свадьба с человеком, которому она хотела отдать свою жизнь, уже не должна состояться.

И я не слыхал грусти в её голосе.

Потом она вдруг перешла к прошлому и откровенно стала рассказывать о той первой любви, которую пережила лет шесть назад. Её слова зазвучали иначе, и я понимал почему: для неё я был совсем чужой. Ни насмешки, ни ревности бояться было нечего, и поэтому, в каждой её фразе звенела одна правда.

Я заметил ещё, что чем меньше в тоне её голоса слышалось надежды вернуть счастье, тем художественнее выходил рассказ. Сущность прошлого, у каждой не вышедшей вовремя замуж девушки, обыкновенно сводится к стиху Пушкина:

   «А счастье было так возможно,

   Так близко!..» [1]

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.