Юрий Дмитриевич Безсонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

этим путешествием заканчиваются мои последние дни на свободе.

Первые тюрьмы

Дело было так.

Я возвращался в наш городок с новой партией сахарина.

Было раннее утро. Я вышел на станцию и направился к извозчичьей бирже. Народу было мало. Передо мной вертелся какой-то маленький человек, на которого я обратил внимание только потому, что он был горбатенький.

Я сел на извозчика, сказал ему свой адрес и поехал. На нашей окраине извозчики были редкостью и меня удивило что за мной все время слышался стук разбитой извозчичьей пролетки. Оглянувшись я увидел горбача.

Все еще ничего не подозревая я вошел в свою комнату и застал в ней хаос... Все было перерыто. Прибежала хозяйка и сообщила мне об аресте Юрьева.

«Горбач — сыщик, — я попался, как маленький», мелькнуло у меня в голове. «Нужно не медля идти пешком на ближайшую станцию, сесть на поезд и ехать обратно в Петроград».

«Но Юрьев без денег, у меня сахарин», — и мне захотелось передать его моим знакомым.

Я вышел в сад, перелез через забор, вышел на реку и окружным путем пошел к нашим общим друзьям.

Вошел, поздоровался... И сейчас же стук в дверь. На пороге чекисты, с горбачем во главе... Ордер Чека на мой арест и обыск у меня на квартире.

Досадно... Пришлось подчиниться и я, окруженный тремя чекистами, снова пошел к себе.

Впервые я шел по улице, как арестант. Было неприятно и как-то обидно, что не сумел уйти от чекистов.

В уме я перебирал какое серьезное обвинение мне может быть предъявлено.

У меня было три вины перед советской властью.

Первая моя вина состояла в том, что в начале революции я был в числе организаторов одного из военных союзов.

Революция и последовавший за ней развал армии пошли из Петрограда. Оттуда же пошла волна развала на фронт.

Тогда, казалось, нужно было соединить фронт с общественными деятелями и в том же Петрограде поднять другую волну — волну оздоровления, которая могла бы докатиться до фронта.

На одном листе бумаги, под доверенностью, которая давала мне право выпускать воззвания для продолжения войны с немцами, мною лично, были собраны подписи политических и общественных деятелей, начиная от председателя Гос. Думы М.В. Родзянко, первого военного министра революции А.И. Гучкова, П.Н. Милюкова, В.В. Шульгина, писателя Леонида Андреева, включая старых социал-демократов Г.В. Плеханова, Л. Г. Дейча, Веры Ив. Засулич, политических каторжан Н.А. Морозова, Германа Лопатина, Новорусского и кончая соц.-революционерами Б. Савинковым, Брешко-Брешковской и анархистом П. Кропоткиным.

Мы имели на своей стороне приблизительно 20% гарнизона. В нашей подготовке мы уже дошли до того, что нам оставалось только сообщить день выступления в воинские части, но тут то и произошла та заминка, которая обрекла весь наш план на полную неудачу. В последнюю минуту Волынский полк заколебался и попросил отложить день выступления. Это так подействовало на участников союза, на воинские части, что вся наша организация рухнула, как карточный домик.

Вторая моя вина заключалась в том, что я находясь в Черкесском полку Туземной дивизии, участвовал в походе ген. Корнилова на Петроград в августе 1917 года.

В Петрограде было неорганизованное офицерство. Нужна была точка опоры, вокруг которой оно могло объединиться. Таковой являлась наша Туземная дивизия. Моя уверенность в пользе и в успехе выступления была настолько велика, что я, будучи ночью дежурным на телеграфе, изменил одну из телеграмм ген. Корнилова, чтобы сильнее подействовать на наше командование в сторону выступления.

Мы дошли до Петрограда и, несмотря на то, что от наших разъездов в 10 коней бежали целые полки, возглавляемые Черновым и К-о, повернули на Кавказ.

Наконец, третья моя вина перед Сов. властью состояла в том, что я, будучи в хороших отношениях с Командующим войсками Петрогр. Воен. Окр. полковником Полковниковым, зашел к нему в штаб накануне большевицкого переворота и был назначен помощником коменданта Зимнего Дворца и, таким образом, участвовал в его защите при взятии его большевиками.

Однако, ни одно из перечисленных преступлений ни разу не было причиной моего заключения, ни разу не инкриминировалось мне, и не об одном из них Советская власть не знала.

На деле оказалось, что единственной причиной, которая повлекла за собой такие большие для меня последствия, была моя вина в том, что я в свое время кончил Кадетский Корпус, --">