Александр Александрович Зиновьев - Смута

допустить нельзя. Надо признать ложность всей прожитой жизни и исчезнуть. Исчезнуть бесследно. В конце концов мое появление не было необходимым. Его могло и не быть. Я всю жизнь ощущал себя чужеродным вкраплением в тело своего народа — отщепенцем. Исчезнуть — это самое значительное из всего того, что я способен сделать и что еще осталось в моей власти.

Тихо, чтобы не разбудить мать, он покинул квартиру. Ему было жаль покидать мать: она не перенесет потерю сына, который был смыслом всей ее загубленной жизни. Ему было жаль оставлять это убогое жилье, в котором прошло много лет его жизни. Но у него не было никакого другого пути.

Исчезнуть! Но как? Куда? Он вспомнил о трясине, около которой он появился на свет и где прошло его детство. С первым же автобусом он доехал до бывшего Красноармейска, называемого теперь Троицком. Какая нелепость, подумал он. Этот город ничего общего не имеет с дореволюционной деревней. Это продукт советской истории на все сто процентов. Переименовали Партград в Царьград совершив такую же историческую нелепость. Люди сошли с ума. Впрочем, о каком тут уме может идти речь?! Трясина есть трясина, и ничего другого в ней быть не может.

Он прошел мимо школы, где он учился одиннадцать лет. Одиннадцать лет! А о чем вспоминать? Девочка Таня, его первая любовь, с четырнадцати лет имевшая сексуальную связь с каким-то взрослым парнем из круга золотой молодежи города. Его первый учитель жизни бунтарь Алексей. Что с ним стало? Почему он исчез? Дни и ночи, посвященные математике. Надежды на великий вклад в науку. Новый Лобачевский!.. Смешно вспоминать. Что сделали бы с первым, родись он в нашей трясине?!..

Трясина. Чтобы дойти до нее, надо пройти мимо того места, где стоял их дом. Бабушка и дедушка умерли. Дом сломали. Теперь на этом месте высокие новые дома. В газетах их называют трущобами. Если бы такие трущобы им дали тогда!.. Люди сошли с ума. Они забыли, что они — не французы, не немцы, не итальянцы и прочие западные народы, а русские, более того трясинно-русские. Всякие подлецы посулили им западный рай вместо привычной русской трясины. А что тут возможно, кроме трясины?!..

Было уже совсем светло, когда он дошел до начала трясины. Теперь она была здесь огорожена оградой из колючей проволоки. Он увидел щит, предупреждающий о том, что проход за ограду опасен для жизни. Глупцы, подумал он. Тут следовало бы написать: Оставь надежду, всяк сюда входящий!

Он подлез под проволоку и пошел вглубь трясины, не глядя под ноги. Так будь же ты трижды проклят, породивший его, но бесконечно чужой и враждебный ему мир!

Эпилог

Утром 24 сентября 1991 года Маоцзедуньку похоронили. В полдень Соколову доложили, что объект дома не появился. Соколов приказал произвести обыск в квартире. Через час ему доставили три объемистых папки Дела. Бегло пролистав их и прочитав приговор, Соколов сказал, что это как раз то, что нужно. Вполне логично выглядело и то, что Чернов — безрукий инвалид: сам он не мог исполнить свой приговор, потому использовал уголовников в качестве технических исполнителей.

Появился Рябов. На лице его отчетливо виднелись следы прошлой ночи. Узнав о результатах следствия и об исчезновении Икса, рассмеялся:

— Все наши проблемы по сути дела пустяковы, — сказал он. — А решения их еще пустяковее. Зато то, что лежит между возникновением проблемы и ее решением, превращается в нечто необычайно сложное и грандиозное. Но, увы, лишь по видимости. Все это есть лишь имитация жизни, а не жизнь. Нет надобности впадать в панику. Приказано прекратить дело и вернуться в Москву. Не стоит поднимать шум из-за такого пустяка. Сейчас не до этого.

— А что делать с этим Черновым, когда он обнаружится? — спросил Горбань.

— Зачем его обнаруживать?! Считайте, что его не было вообще. Сейчас не время создавать новых героев.

— А что делать с этим? — спросил Соколов, кивнув на Дело.

— Уничтожьте. Сейчас не время создавать новых злодеев. /

^{Мюнхен, 1982–1991}

--">