Александр Степанович Старостин - Шепот звезд

человечества, Софья Марковна верой и правдой служила партии, а племянник только-только вступил в ряды ВЛКСМ и знать не знал, ведать не ведал, что закончит свои дни под чугунной кепкой того, чей силуэт носил у сердца. Потом, правда, выяснилось, что погиб не племянник, а однофамилец, однако это не помешало Софье Марковне на гребне славы и всенародной скорби получить какую-то международную премию свободных журналистов и пластиковую карту на ежемесячную гуманитарку по линии какого-то международного центра. Племянник Софьи Марковны — живой и здоровый — со временем станет бизнесменом и владельцем авиакомпании "Голден Эрроу", непонятным образом отпочковавшейся от Аэрофлота. Однако все это впереди.

Крестинин-самый младший — Витек — белорозовый и кудрявый, как оперный Лель, не уступающий по части юмора "тете" Соне, повторил ее остроумную шутку о желании отца поменять фамилию среди однокашников-студентов и получил прозвище Кретин-С-Хвостом, что ему очень не понравилось. Он перестал убирать свои льняные кудри в хвост, потом остригся накоротко, к радости отца, но так и остался Кретином-С-Хвостом. Не будучи украшением собственного института, куда попал через отца, он решил, никому ничего не сказав, перевестись в другой вуз, где бы не знали о его кретинстве. Но попал, как последний кретин, в армию выполнять интернациональный долг. И погиб. Нет, не в бою, а во время купания: ударился головой о невидимый под водой бетонный столб. И это пронзило душу матери, "кроткой Марии", и она отошла от земной суеты в жизнь вечную без каких-либо признаков болезни, будто уснула. На нее, говорят, очень подействовали слова, произнесенные на похоронах Витька ее любимой подругой: Софья Марковна сказала, что Витек был слишком красив для этого мира и место его — среди ангелов небесных. Кроткая Мария — так говорили уже на ее похоронах — сама ангел во плоти — примкнула к сонму ей подобных. А Иван Ильич будто потерял собственную душу и замкнулся в себе.

Старший сын Ивана Ильича Николай знал, что Витек погиб через свое зубоскальство и непочтительное отношение к отцу. Но почему погибла мать? И невзлюбил Соньку — и дал ей кличку Сонька — Золотая Ручка. Сама же Софья Марковна Золотова продолжала пребывать в несокрушимой уверенности, что ей всегда везде рады и она в любой компании желанна и интересна. И даже (он узнал об этом спустя время) предлагала себя Ивану Ильичу в качестве "старого верного друга". Но старик, наверное по глупости, не понял подтекста в Сонькиных словах и, таким образом, упустил свое счастье.

Николай Иваныч не раз возвращался в своих мыслях к гибели брата и матери и в свою книжку со схемами самолетных систем выписал из Нового Завета:

"Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься" (Мф. 12, 36–37).

И еще:

"Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли" (Пятая заповедь Божия).

Глава вторая

Нам не дано знать, какое событие — часто малозначительное — или какой рассказ — часто маловразумительный — окажет влияние на наш телесный и душевный склад и саму судьбу. Любитель психоанализа при желании отыщет в себе слагаемые собственного характера, заложенные еще в детстве и полузабытые. На характер Николая Иваныча (так он сам думал) оказали влияние рассказы о героических тридцатых. Причем не сами исторические события, а то, что за ними скрывалось. А скрывалась за ними жутковатая дурь. (Например, гибель Золотова после столкновения самолетов, которые прилетели на место аварии не для спасения, а "просто так".)

Он не мог не знать, что тогда героям-летчикам ставили клизмы. Нет, не только с целью уменьшения полетного веса ненадежной техники, а из-за отсутствия отхожего места на аэроплане, с появлением которого, по остроумному замечанию товарища Чкалова, авиация перестала быть уделом мужественных.

Николай Иваныч знал отцовых друзей-героев и героинь не только по сюсюкающим книжкам в духе "Льдины-холодины" про челюскинцев писателя Льва Кассиля; и потому священный трепет перед полетами знаменитых на всю страну летчиков вместо того, чтобы благополучно забыться вместе с босоногим детством, обратился в брюзгливую насмешливость.

"Химеры, фантомы! — ворчал отягощенный знаниями темных и дурацких сторон истории авиации молодой инженер. — И подвиги ваши, — мысленно --">