Дмитрий Красавин - Хаос и музыка

друг с другом, улыбаются...Вместо тюрьмы вновь стоит на окраине города монастырь. На широкой стене монастыря сидит Сергей Карякин и играет на виолончели. Музыка заполняет город, зримо стекает по тротуарам к Волге и сверкающей мозаичной дорогой устремляется к небу, где в сиянии ослепительных лучей вырастает из облака белых весенних черемух дивный небесный град со шпилями колоколен, белыми церквами, увенчанными маковками куполов и золотыми православными крестами.

- Это Молога? - спросил Елизаров у Карякина.

Карякин ничего не ответил, продолжая водить смычком по струнам. Когда последний аккорд упал на тротуарные плиты, он спрыгнул с монастырской стены и стал подниматься по мозаичной дороге к небесному граду.

Валерий Павлович протянул вслед ему руки, но тут же ощутил, как в грудь впились ненавистные ремни.

Карякин остановился, повернулся лицом к своему недавнему мучителю и пригласил:

- Пойдемте со мной, Валерий Павлович. Будем вместе сочинять музыку, я научу Вас играть на виолончели.

Елизаров почувствовал, что стоит ему принять приглашение, как стягивающие тело ремни исчезнут. Но ведь логически никак невозможно ни с того ни с сего без всяких приспособлений отправиться из больничной палаты в компании еще неоправданного подследственного прямиком на небо. И потом, вокруг остается еще столько неразрешенных вопросов...

Валерий Павлович замешкался. А что если Карякин только притворяется таким добреньким, а на деле готовит какую-нибудь пакость, чтобы отомстить... И потом, разве можно научиться играть на виолончели в пятьдесят с хвостиком лет?

Виолончелист все так же стоял посередине мозаичной дорожки и улыбался.

- Разве Сковородкин тебя не убил? - пряча руки за спину, поинтересовался у него Валерий Павлович.

- А разве можно убить человека? - удивился Карякин.

- Нельзя, - согласился Валерий Павлович, - вон и Лужкин с Ивановым живы-здоровехоньки, песенки популярные напевают.

Но как только он вспомнил про песни Лужкина, так виолончелист, мозаичная дорога, небесный град - качнувшись, растаяли в вышине. Откуда-то снизу послышался плеск волн, со всех сторон загрохотали барабаны, завизжали флейты и, секунду спустя, перекрывая какофонию звуков, в самое ухо Валерия Павловича Елизарова чей-то томный, изломанный голос с придыханием зашептал:

Ах, я балдею...

Ах, я балдею...

Я такой крутой!...

--">