Анатолий Борисович Гребнев - Дамоклов меч (Из цикла 'Венок сюжетов')

заглядывался на женщин.

Он вернулся помолодевший, со свежим загаром от весеннего солнца, с вернувшейся прежней походкой; позвонил из дому Наташе, а на другой день с утра отправился к ней. Жизнь продолжалась.

9

А между тем наступала развязка, и пришла она неожиданно для всех героев этой истории. Аркадия Фаустова все-таки отрешили от должности. И не по доносу зловредной Дианы, и не по воле расчетливого куратора Василия Васильевича или его строгой начальницы, ибо и сам Василий Васильевич в то же самое время, всего несколькими днями позже, лишился своего кресла, с начальницей же Екатериной Дмитриевной это произошло еще раньше. Скажем одним словом, точнее, одной фразой: наступала эпоха перемен.

Случилось так, что кроткий Союз музыкантов, до сих пор еще никогда никому не доставлявший хлопот, вдруг в одночасье громогласно восстал против собственного руководства, пожелал заменить его сверху донизу и тут же проделал это посредством тайного голосования. Ох уж это тайное голосование, сколько раз в истории оно являло нам свои хитрые подмены, когда сиюминутное настроение зала, кем-то подогретого, выдавало себя за законную волю большинства. Это уж потом несчастное большинство спросит себя, почему оно в тот момент проголосовало так, а не этак, и начнет, как водится, искать виноватых. В нашем случае все произошло мгновенно, в течение одного дня. Чье-то выступление, имевшее успех у зала, и - пошло, покатилось. Вот уж и Союз музыкантов плох, и руководители его бессильны и покорны, и шкала ценностей перевернута: посредственность процветает, а талант в загоне. А уж тут недалеко и до требования сместить верхушку, и смотрите, как рукоплещет зал, а в особенности галерка!

Пожалуй, наибольший успех в этот день выпал на долю Валерия Бровкина. Непризнанный гений оказался страстным оратором. Уж он-то крушил направо и налево, больше, впрочем, направо, не обойдя и своего поклонника и благодетеля Аркадия Фаустова, беспринципного соглашателя и конформиста, по его словам. Кто-то вякнул в защиту Аркадия Аркадьевича, как человека благожелательного и доброго, но защита на таких собраниях, как уже не раз замечено, успеха не имеет.

Потом говорили, что это был заговор. Вряд ли. Еще говорили: бунт. Вот это скорее. Бунт - против кого, против чего? Не против же Союза музыкантов и его лидеров, пусть даже зажравшихся. Не их же освистывала галерка. А кого?.. Вот то-то же. Время еще не пришло. Оно начиналось.

На другой же день с утра Аркадий Аркадьевич под сочувственными взорами секретарш и с беспечной улыбочкой на лице выгребал свое имущество из ящиков стола, за которым провел годы. Все к лучшему, говорил его вид. Хватит. Пусть теперь пашут другие, кто помоложе, а я на них посмотрю. Вот Валерий Бровкин, Валерий ...как его? Андреевич? Никогда не знал отчества. Вот пусть теперь - Валерий Андреевич. Желаю успеха.

Валерий Андреевич не замедлил явиться. Протянул руку, заглянул в глаза. Он всегда заглядывал в глаза. "Не обижайтесь, Аркадий Аркадьевич, не держите зла. А впрочем, вы человек не злопамятный, контактный, мы это всегда ценили".

Вот так оно все разом и совершилось - то, чем грозила Фаустову Диана, и что было предметом торга между ними, и было, если вспомнить, постоянным ужасом, кошмаром и проклятьем всей его жизни. Так вот, оказывается, легко и просто, без наркоза.

А сколько сразу объявилось сочувствующих, надо же. Телефон - допоздна. Любят у нас обиженных, что ни говорите. Аркадий Аркадьевич, дорогой, держитесь, мы с вами... Держись, друг, эти сволочи экстремисты ненадолго захватили власть, вот вспомнишь мое слово!.. А хоть бы и надолго, мне-то что до этого, я теперь свободный человек...

Меру своей свободы ему еще предстояло узнать и оценить. Недели через две после его отставки позвонил приятель: что там у тебя, в Большом? Почему вдруг замена?.. И впрямь - замена. Черным по белому. Вместо ранее объявленной оперы Фаустова - Россини, "Севильский цирюльник". Хорошо, хоть Россини.

Позвонила туда Диана. Инкогнито, не назвавшись: что случилось? А ничего, замена. Понятно, что замена, - почему? Болен кто из солистов? Никто не болен. А что ж тогда? А ничего. Снято с репертуара.

Фаустов стоял рядом, за ее плечом. Она положила трубку и обернулась к нему с выражением как бы вопроса, недоумения: что происходит?

И это ее выражение вдруг развеселило Фаустова. Она, видите ли, еще не поняла, что происходит. А то происходит, что - все, конец, финита! Ты проиграла, моя дорогая! Хрен --">