Михаил Васильевич (1876) Авдеев (писатель) - Иванов

деревни Имшиных.

Тамарин взглянул искоса на Островского, потом спросил, как будто нехотя:

 — Кстати, каково живет она?

 — Ну, об этом опять надо спросить у Иванова; а впрочем, хорошо: с полдюжины детей уж есть.

 — Слухам должно верить вполовину, — заметил Федор Федорыч, — а для князя можно сделать исключение и убавить втрое.

 — Все равно: коли нет, так могут быть. Где ж мне чужих детей помнить! сказал Островский.

 — А Иванов — что это такое? — спросил Тамарин.

 — Ничего, деловой человек... Разве ты не знаешь, что Ивановы во всяком городе водятся: ну, и здесь есть Иванов.

 — Таких, как этот, однако ж, немного, — заметил Федор Федорыч.

 — А что, он много побед делает? — спросил Тамарин с насмешкой.

 — Лучше этого, — отвечал Федор Федорыч, — он их вовсе не ищет.

 — Довольно неглупое средство, чтоб иметь успех.

Федор Федорыч ухмыльнулся довольно зло, но Тамарин не заметил этого. Его перебил Островский:

 — Не догадывайся, пожалуйста, Тамарин, или твоя проницательность будет пользоваться одинаковой репутацией с моим кредитом. Иванов столько же похож на волокиту, как мы с тобой на скромников...

 — А Варенька?

 — Ну, это еще дело темное, а догадываться можно: ты знаешь лучше других, что значит прожить лето в соседстве...

 — Ты, кажется, напрашиваешься, чтоб я тебе запел арию из Роберта: «Ты мой спаситель". Это старо, Островский. Но, чтобы не быть не благодарным, я тебя попотчую моим дорожным ромом, и пожалуйста, считай меня расквитавшимся.

 — Принимаю условие охотно, охотно принимаю и даже нахожу, что ты сегодня немного великодушен: не растрясло ли тебя?

 — У меня венская коляска, да у нас нынче и шоссе очень порядочно. Не Иванов ли им здесь занимается? Вы, кажется, говорили, Федор Федорыч, что он деловой?

 — Очень, да по другой части. Он служит с мужем Марион.

 — Ба! Муж Марион здесь! Что ж вы мне не сказали?! С женой?

 — Да, и с женой. Только будьте покойны: вакансия его друга свободна.

 — Я на нее не мечу, Федор Федорыч, а если бы и имел намерение, так меня Ивановы не остановят: я бывал на скачках с препятствиями.

 — И надо отдать справедливость: хорошо скачешь, друг Тамарин! Ты мне напомнил доброе старое время нашей английской охоты. Но тут страшны не препятствия. Ты знаешь Марион? Чудная женщина!

 — Больше этого: женщина-редкость, — сказал Федор Федорыч, — она еще никогда не любила.

 — Да что ж мы о ней говорим Тамарину: он ее знает лучше нас, — перебил Островский.

 — Ты едва ли не ошибаешься, — отвечал Тамарин, — вам покажется смешно, если я скажу, что мы с ней проходили курс дружбы. Это было очень ново и чрезвычайно забавляло меня.

 — Да, — сказал Федор Федорыч, — в самом деле, это было занимательно, жаль только, что мало развито. Я думал проверить на опыте мое мнение, что дружба есть чувство переходное; но в это время вы заняты были курсом любви с Варенькой, и опыт остался неоконченным.

 — А вы по-прежнему любите наблюдать чужие глупости? — спросил его Тамарин.

 — Это лучшее средство не делать их самому, — отвечал он. — Признаюсь вам, в тот приезд вы меня много занимали, и не будь здесь Иванова, я бы в состоянии был, я думаю, сам начать жить, что очень скучно. Я очень рад, что вы приехали, — прибавил Федор Федорыч, лениво вставая и искренно пожав руку Тамарину.

 — Куда же вы? — спросил Тамарин.

 — Да в клуб пора. Я с вами заболтался. Боюсь, Николай Николаич рассердится: он не любит, когда поздно приезжаешь.

 — Хотите, я вас завезу? — сказал Островский.

 — Благодарствуйте: у меня есть извозчик.

 — Ну так вы меня довезете, потому что у меня нет его.

 — До свидания.

 — До свидания.

И они уехали.

Когда Тамарин остался один, сильнее прежнего всколыхнулись и встали в его воображении и прошлые дни, и полузабытые образы. Но это воспоминание не освежало его, а, скорее, возбуждало какое то тревожное, беспокойное ощущение. Рассказы приятелей отчасти отдернули для него эту тонкую пелену забвения, сквозь которую все даже неприятное прошлое видится в каком-то успокоительном полусвете. Так, Варенька уже не виделась ему, как час назад, едва вышедшей замуж молоденькой и уже немного разочарованной дамой, сохранившей еще всю прелесть девических манер, — она не была уже его, когда-то любящей Варенькой: теперь ему виделась в ней просто молоденькая провинциальная барынька, жена Володи Имшина с каким-то --">