Александр Фомич Вельтман - Отрывки

властитель следовал к храму; золотые звезды на голубом навесе засияли. Вслед за ним затолпился народ <…>.

Александр Филиппович Македонский
РОМАН (Отрывок)

Итак, я въезжаю в Вавилон. Он уже другой день во власти Александра.

Бахаввал, правитель Вавилона, и Масса, военачальник, сдали город

без сопротивления. Весь священный хор скальдов, или халдеев, встретил

Александра, воспевая при звуках кимвалов гимны в честь побед его; только седовласый первосвященник Хаарун нес из храма лик Солнца к народу и возмущал всех на восстание против Александра; но тщетно, войска Александра показались уже в городе; Хаарун вбежал в храм Сераписа^[13] — храм окружили.

Во время ночи Александр велел извлечь его из храма и предать казни.

— Дайте мне проститься с дочерью, дайте благословить Зенду! — вопил он.

Желание старика исполнили.

Привели дочь его. Она упала в его объятия. Старик целовал ее в очи.

— Не плачь! — говорил он шепотом ей, — не плачь, я умру, и ты умрешь, и Александр умрет, только любовь и вражда не умирают… если они не отмщены. Не плачь, Зенда, тебе заповедаю я примирить меня с Александром, чтобы ненависть моя к нему не перешла за гроб в светлый мир… мщение дочери примирит прах мой с прахом Александра… Вот тебе зерно смерти; а это мне… для тебя и для Александра довольно одного… Красота твоя приведет тебя к ложу его… приведет!.. но ты раствори слюнами это зерно и лобзай Александра, дочь моя! лобзай!.. тебе не обречено умереть девой!..

— Отец! — едва произнесла Зенда, готовая упасть без памяти.

— Бери, бери! идут! слышишь ли: для тебя нет отчаяния… ты не младенец, Зенда! не проливай слез, копи их в груди твоей… прощай! помни завет отца!

И старик, проглотив зерно, сжал дочь свою крепко. Их разлучили.

— Постойте! — сказал старик глухим голосом, — дайте мне припасть к лику божью, дайте поцеловать землю, мать, отверзающую для всех лоно свое!

Старик сложил руки на груди, припал челом к земле перед изображением Ваала… Прошло несколько мгновений — он не вставал.

— Приподымите его! — сказал Ефестион, которому поручена была казнь.

Воины хотели исполнить приказание; но все члены старика были уже гранитные; только пена клубилась из хладных уст.

Читатель! ты помнишь Зенду?^[14] Смотри, как она выходит из храма: бледна, со склоненною головою, в каком то онемении, не плачет — ей запретил плакать отец. Она не чувствует, что покрывало не таит ее красоты от взоров чужеземных… До кого же не дойдет молва, что Зенда прекрасна, что ей нет подобия в целом мире?.. Благо земное! чей ты удел? счастье, судьба!.. и вы ей не льстите? даже гонимый всюду покой не избрал ее сердце приютом!.. только любовь перед ней на коленях… милый младенец! он тянется на руки к ней; он мыслит, что мать свою встретил… встретил в глубокой печали… и плачет!

Радой
РАССКАЗ (Отрывок)

Вскоре после покорения Варны^[15] приехал я в эту крепость. Жители, турки, еще не выбирались из нее по условию; они еще, собираясь в дорогу, продавали свое движимое и недвижимое имущество грекам, армянам и русским. На площадке давка, толкучий рынок — дешевизна, соблазн ужасный: турецкие шали, персидские ковры, чубуки жасминные и черешневые в сажень, роскошные янтарные мундштуки, арабские кони, бархатные седла, шитые золотом, пистолеты и ятаганы, одежда восточная и утварь… Как не купить чего-нибудь турецкого на память Варны и не вывезти в Россию? — Что стоит шаль? Кэтс пара? — Алтыюз лева. — Шестьсот левов турецкая шаль! Шестьсот левов составят только двадцать червонцев, а у меня их полный карман!.. Давай!.. — Что стоит конь? — Бин лева. — Тысячу левов арабский конь, белый, как снег, шерсть, как атлас, смотрит орлом, крутится вихрем, мчится стрелой! Давай!.. Греческая женская фермелэ на горностае! Кэтс пара? — Юз лева. — Сто левов?. Давай!..

В день, в два турки увидели, что у нас нет левов, а есть только червонцы, и что эти червенцы, тридцатилевники, для нас дешевле шелухи, выбиваемой на дворе его султанского величества. И вот на другой же день о левах и речи нет. Кэтс пара? — Ики первенца, он первенца, юз первенца; ни один разумный османлы про левы и слышать не хочет.

С досадой в душе, что не удалось купить прекрасной розовой шали за бин лева — потому что ее цена, в честь щедрых победителей, превратилась вдруг в ики юз первенца — я отправился верхом на арабском жеребце, --">