Марчелло Вентури - Белый флаг над Кефаллинией

хотелось понять, раскрыть психику нацистов не только через хронику событий, а попытаться с максимальной объективностью поставить самого себя на их место, так сказать, «влезть в их шкуру», чтобы найти внутреннее объяснение их жестокости.

Я встречался и беседовал с итальянскими солдатами, спасшимися от кровавой резни. Я ездил на Кефаллинию, побывал на местах боев, расспрашивал местных жителей — свидетелей событий. Но для жестокости разумного обоснования нет. В том далеком 1943 году немцы на Кефаллинии были движимы первобытным чувством отмщения — тупой местью. Они расправились с беспомощными, беззащитными, побежденными, проявив при этом холодную решимость, в которой было нечто бессмысленное, абсурдное. В собранных мною материалах более всего поражала именно эта бессмысленность массового истребления.

Мне уже привелось писать о других эпизодах войны; теперь захотелось рассказать о Кефаллинии. Факты, которыми я здесь располагал, наилучшим образом соответствовали моей цели: написать книгу, во-первых, конечно, против войны вообще, но, кроме того, — и против человеческого безумия, против безрассудства, которое заставляет людей убивать друг друга, против тех, кто их на это толкает.

Я избрал такую технику повествования, которая позволила мне соединить вымысел с реальностью, сочетать историю любви с подлинной историей. Разумеется, я выдумал и своих героев, но военные события изложены точно в соответствии с тем, как все происходило в действительности. Названы своими настоящими именами и нацистские преступники — виновники кровавой бойни: Ганс Барге, Франц Фаут, майор фон Хиршфельд (Hans Barge, Franz Fauth, von Hirschfeld). Я не прибавил ни строчки к тому, что они сотворили, как себя вели. Пусть никто этого не забывает.

И если никто этого не забудет, если эти девять тысяч убитых, вызванные из вечного молчания, смогут чему-то научить нас, то этот роман выполнит ту задачу, которую я себе поставил.

Марчелло Вентури

Кампале Модаре, Италия, 22 сентября 1965 г.

Глава первая

1

Я выбрал для поездки октябрь месяц, полагая, что в октябре купальный сезон подходит к концу даже на островах Ионического моря и что к этому времени все курортники уже отправятся восвояси. Не хотелось встречаться с пришлыми людьми, не имеющими прямого отношения к острову: меня интересовали только местные жители, в частности некий Паскуале Лачерба, выходец из Италии, фотограф по профессии, и Катерина Париотис. Я хотел увидеть остров в его обычном виде, таким, каким, по всей вероятности, он был при капитане Альдо Пульизи.

Капитан Альдо Пульизи это мой отец, потому я и задумал эту поездку: решил повидать места, где он воевал и погиб.

Появление приезжего человека в столь необычное время года заметили все пассажиры парохода-парома «Агиос Герасимосс», курсирующего между Патрасом и портом Сами. Пароход заполонили паломницы и попы, направлявшиеся в монастырь святого Эразма, поэтому капитан, а вслед за ним один из пассажиров — электротехник из Афин — задали мне, не сговариваясь, один и тот же вопрос: не православной ли я веры и не еду ли из Италии поклониться местному святому в день его праздника. (Святой Эразм считается покровителем острова Кефаллинии; этим и объяснялось присутствие на пароходе множества женщин в черных платьях, с черными платками на головах, которые сгрудились со своими узлами и фибровыми чемоданами близ бородатых попов в длинных рясах и всю дорогу пели заунывные молитвы.)

— Нет, — ответил я и тому, и другому, — я не православный.

На вопрос, зачем же я все-таки еду на Кефаллинию, я ответил, что у меня там есть знакомые — фотограф Паскуале Лачерба и Катерина Париотис. Но ни тот, ни другой мне не поверил.

Капитан парохода — тщедушный человечек родом с Итаки — долго глядел на бегущие облака, потом показал мне вперед на белую стену первого осеннего тумана, скрывавшую от нас острова.

В действительности никаких знакомых на острове Кефаллиния у меня не было. Я, можно сказать, не был знаком даже с собственным отцом. Если бы не фотография, что стоит на круглой салфеточке на комоде в комнате моей матери, освещенная светом негасимой лампады, я бы даже не знал, какое у него было лицо, никогда не увидел бы его чуть печальной улыбки, скрывающей предчувствие близкой беды.

Впрочем, может быть, такое впечатление создалось только у меня. Ведь когда несчастье — свершившийся факт, то, --">