Владимир Степанович Возовиков - Тайфун

поле на них хватило бы одного бронетранспортера или боевой машины пехоты, но в ближнем бою, в горах, возможно ночью, когда каждый гранатомет в твердых руках становится противотанковой пушкой, — а на такой бой они и рассчитывали, — группа Дагаева стоила немало; она помогала своим главным войсковым силам выйти к перевалу, чтобы выиграть сражение в горах. Даже маленькая заноза заставляет хромать большого слона. Одной из таких заноз и должна стать для «противника» группа Дагаева.

* * *

Треск чужого вертолета-разведчика давно стих где-то за хребтом, но долина по-прежнему выглядела пустынной, метель незаметно улеглась, небо немного расчистилось, словно бы к морозу. Неужто синоптики ошиблись, и циклон прошел далеко стороной?..

Мороз действительно усилился к ночи. Стужа медленно, упорно натекает под полушубок, накапливается, вползает в тело, пробивая сквозной дрожью, даже скулы сводит, и уже нет желания вскочить, пробежаться, устроить возню с разведчиками — только бы лежать неподвижно, сжимаясь в ком, пряча остатки тепла глубоко-глубоко в себе.

Разведчики, кроме Воронова, ничем не выдавали себя. Воронов же поминутно возился, высовывался из окопчика, покашливал, и Дагаев, несмотря на досаду, жалел парня, даже раскаивался в душе, что взял его на это задание. Просил же начальник клуба части оставить Воронова в лагере, помочь выпустить специальную радиопередачу и фотогазету, в чем Воронов незаменим — он и тексты мигом напишет, и куплеты сочинит, и музыку подберет, и дикция у него неподражаемая. Дагаев уже привык, что Воронов в дни учений и всяких авралов оставался при начальнике клуба «приданной силой». Солдату это, похоже, нравилось. Дагаев тоже оставался доволен: Воронов никогда не забывал прославить своих всеми средствами местной информации — от листовок до радиопередач. А тут, в начале учений, сам Воронов завел непривычный разговор:

— Разрешите, товарищ лейтенант, рассказать невыдуманный случай?

— Валяй! — хмыкнул Дагаев.

— Один мой знакомый, йог-любитель, как-то решил питаться исключительно капустой с растительным маслом. Представьте, полмесяца ничего другого в рот не брал.

— Ну и чего же он достиг?

— А достиг он, по-моему, только того, что одни знакомые прозвали его Кочаном, другие — Кочерыжкой.

— Умные знакомые были. Но что-то не пойму, куда клоните.

— Да я ж про себя, товарищ лейтенант! Второй год служу в разведроте, а благодарности у меня — все за какую-нибудь самодеятельность. Вроде той капусты получается…

И Дагаев включил Воронова в боевой расчет.

Похоже, что Воронов сейчас с непривычки мерз больше других. Представилось посиневшее, искаженное холодом лицо парня, опять шевельнулись жалость и чувство смутной вины перед Вороновым. Дагаев вспомнил, как, высаживаясь из вертолета в дикой долине, близ гранитной скалы на опушке кедрового леска, Воронов, бодрясь, громко сказал, кинув быстрый взгляд на командира: «Что, парии, зададим жару неприятелю, а потом и для себя соорудим костерок пожарче да будем чаек попивать в ожидании воздушного такси. Мой знакомый, йог-любитель, утверждал, будто бы чай укрепляет волю и продлевает жизнь. Каждые сто литров чая, выпитые вместо двухсот литров вина, увеличивают бренное существование человека ровно на триста шестьдесят дней». Шутки не вышло, разведчики вроде и не расслышали, только заместитель Дагаева, немногословный, серьезный не по годам сержант Амурко, хмыкнув, ответил: «С чайком-то, видно, придется подождать до возвращения в часть, А вот жару нам скорее дед-мороз задаст — настраивайтесь терпеть». Сержанта тут же поддержал мягким баском весельчак пулеметчик Нехай: «Ты, Воронов, другый год служишь в розвидки, а судишь, як той пысьменнык, що у своей книги размалював, як солдат виз на учение живых баранив, щоб, значит, з ных шашлыки жарыть. Мы усим взводом реготалы».

В словах Нехая прозвучал открытый намек на легкость, с которой шла служба у Воронова, и Дагаев опять почувствовал неловкость: Воронов, кажется, и в самом деле первый раз попал в столь сложный переплет — пулеметчик Нехай прав. Но не по вине же Дагаева служба Воронова чаще проходила в местах более уютных, чем зимние горы, — он со всеми его талантами нарасхват в части…

Из письма Федора Дагаева

«…Знаешь, брат, вспомнил я слова отца в день первых проводов моих на границу после училища. Я, говорит, не буду тебя учить, как службу нести. Вы,

--">